Форум » Архив » Автор: ntnext » Ответить

Автор: ntnext

Jlисёl-lok: Список фан-фиков: 1. Восточный первал 2. Под прикрытием 3. Червоточина 4. Сыграем в виселицу? 5. Удав и кролик 6. Уходят только дважды 7. Азартные игры От администратора: Все работы ntnext выложены с согласия автора

Ответов - 86, стр: 1 2 3 4 5 6 All

AnyaNuta: Ленка сидела довольная и расслабленная. В ванной слышалось мерное журчание воды, за окном гулял легкий ветерок. Подумать только, а еще какие-то часы назад, даже двух суток не наберется, все было по-другому. Все было просто ужасно!!! Она вспомнила, как выходила из ванной в спортклубе, вспомнила, что было после этого. В голове пронеслись воспоминания прочтенной интернетовской странички. «Ему просто, всего на всего, нужна моя…» Само слово, предмет гордости немногих девушек, теперь становилось горьким, неприятным и обидным. Но ведь все можно изменить… Все! Одним лишь принятым решением. Тогда прекратится и охота, и пропадет интерес «блестящего костюма». Какой смысл продолжать хранить то, что не принесло никакой пользы? Виктор как раз входил в комнату, посвежевший и с лучистыми глазами. Увидел задумавшуюся девушку, сидящую на кровати, и остановился посередине. Кулемина с неохотой подняла на мужчину задумчивые глаза. Сейчас она была где-то не здесь. - Виктор, - решительно спрашивает она, - а я тебе нравлюсь? В его голове сразу же начинает крутиться тысяча мыслей. Впервые в жизни остро ощущается потребность говорить. Объяснить! Как ей сказать, чтоб она поняла правильно, так чтоб не обидеть?.. Лишь легкий и какой-то отрывистый кивок головой становится его ответом. Она с легкостью кошки поднимается с кровати, быстро подлетает к нему, невесомые руки уже обвивают его шею. Ее лицо приближается с третьей космической скоростью. Степнов резко, практически грубо размыкает кольцо ее рук, сам отходит на два шага назад. Глаза быстро окидывают комнату взглядом в поисках канцтоваров. Найдя, наконец, письменные принадлежности, размашистым почерком начинает выводить свои хаотичные мысли. Все мысли укладываются в одно простое и короткое – «нет». - Почему? – не задумываясь, спрашивает она. Он тяжело вздыхает и опускается в кресло. Готовый к неприятному разговору. Снова склоняется над блокнотом, быстро пишет, даже не подбирая слов. «Потому что ты еще ребенок!» - Я не ребенок, - горько усмехается Лена, все так же стоя посреди комнаты. «Ребенок», - пишет заглавными буквами на весь лист. «Это он мне, типа, прокричал?» - проносится в ее голове. - Владимирский меня ребенком не считает… - выпаливает она первое, что приходит в голову. Увидев его реакцию, то, как изменилось его лицо, понимает, что иногда лучше и промолчать. «Владимирский – больной извращенец!» Все слова и умные фразу улетучились в одночасье. Неожиданно пришло осознание всей детскости своего поступка, вместе с горечью, стыдом и легкой обидой. Она присела на кровать, спиной к нему, так, чтобы он не мог видеть все краски, вдруг вспыхнувшие на ее лице. Так и сидели, она на кровати, он в кресле. Долго. Неожиданно, она услышала шорох поднимающегося из кресла человека. Не поворачиваясь и не поднимая глаза, так и продолжала сидеть в позе, в которой застыла уже n-ое количество времени назад. Лишь после ощущения легкого прикосновения губ к своей макушке, оттаяла. Подняла глаза и успела лишь заметить его мелькнувшую в дверном проеме спину. Глубоко вздохнула, прикрыла глаза и с грохотом откинулась всем телом на кровать. «Вот как это понимать?»

AnyaNuta: Степнов шел по ночной московской улице, слабо освещенной фонарями. Сейчас это было как раз то, что нужно. Тишина, приглушенный свет, и он. Наедине с собой. В его жизни бывало всякое, но никогда, никогда молоденькие скромницы не предлагали себя так откровенно. Где-то в глубине груди, в районе солнечного сплетения засело неприятное чувство. И только спустя пару часов после вечернего инцидента он начал понимать, что дело не в том, что ей всего 17, и даже не в том, что он, повинуясь своим принципам, все равно отказался бы. Дело было в том, что и вопреки ее возрасту, и вопреки своим принципам, его желания совпали бы с ее. Совпали бы, если бы не одно «но». И это «но» стояла непреодолимой стеной между его душевными порывами и его реальными действиями. Для нее Виктор был лишь средством достижения цели, средством избавления от нависшей опасности. Это злило, это обижало… Она и сама не понимала, что творила, а когда, благодаря его усилиям, поняла - пожалела. А он все шел, просто в никуда, слегка ссутулив плечи под тяжестью своего осознания. Он боялся. Боялся себя сейчас. Никогда и ни к кому Виктор не испытывал чувства привязанности. Одиночка по жизни, он не мог понять, как это, зависеть от кого-то еще. Гоняя в голове эти мысли, наступила острая необходимость напиться. До забытья, до поросячьего визга, в муку! Однако жизненный опыт и частичные остатки здравого смысла подсказывали, что в алкоголе тоску не утопишь, а только намочишь. И просохнув, она защемит сердце с удвоенным остервенением. Он резко развернулся и побрел по направлению к дому, в надежде, что Ленка уже легла спать. Ему-то, и он был в этом уверен, опять предстояла бессонная ночь. По дороге неожиданно пришло решение. Если ей угрожает опасность и им приходится находиться в одном пространстве, но необходимо просто побыстрее устранить эту опасность. А когда ей уже ничего не будет угрожать и она сможет жить спокойно, со временем все пройдет. И привязанность, и это нелепое чувство. Просто нужно подумать о работе. Чем быстрее он выполнит задание, тем скорее сможет освободиться, вновь погрузиться в свое одиночество, опустошить голову и… местообитание. Он прекрасно понимал, что проявляет слабость. Но это была слабость во спасение. Зачем молоденькой девочке ломать жизнь, жить в постоянном страхе, с постоянной оглядкой? Это сейчас, в ее 17, кажется, что море по колено, что все по плечу, что все трудности – это так, мелочь. К тому же, зачем обманывать себя и принимать ее чувство благодарности за спасение жизни за что-то большее? Он аккуратно открыл входную дверь, тихо вошел в квартиру, заглянул в комнату. Увидев свернувшийся комочек под одеялом, не задерживаясь, быстро удалился на кухню. Виктор не знал, спит она, или просто притворяется. Да и не имело это никакого значения. Главное – решить все проблемы сразу. Способ решения ему уже известен, остается только действовать. Он вышел в коридор, осторожно достал с антресолей черную сумку. На кухне открыл ее и проверил боевую готовность оружия. Что ж, дело осталось за малым. И это малое свершиться сегодня вечером, пока не свершилось что-то большее, и уже непоправимое. Степнов убрал оружие в сумку, снова прошел в коридор, поместил сумку на специально отведенное для ее место и пошел варить крепкий кофе. Целый день прошел в тягучем молчании по разным комнатам. Она – в спальне, он – на кухне. Она заходила лишь чтобы поесть. В такие моменты Виктор учтиво покидал помещение и перемещался то в ванну, то в комнату, то на балкон. В воздухе витала недосказанность и электрические разряды. В ее светлой головке засели странные мысли о чем-то плохом. Что-то должно было произойти, а она так и не объяснила… Не объяснила, что после его ухода поняла, что была честна в своем порыве. Не объяснила, что, прикрываясь предлогом своего мнимого спасения, подсознательно была готова вчера расстаться с девичеством, подарив его этому взрослому, молчаливому мужчине с проницательными глазами. В его мозгу твердо засела мысль, что этот раз может стать и последним. Это чувство преследовало его каждый раз перед заданием, с той лишь разницей, что сегодня впервые было жалко. Жалко не увидеть снова, жалко не открыться, не помочь. Он поднялся с кухонного стула и тяжелой поступью пошел в комнату. Лена сидела на кровати, устремив взгляд на белые обои стены. Степнов оперся о косяк и просто смотрел, стараясь запомнить, запечатлеть в памяти мягкие черты лица, светлые шелковые волосы, мягкие изгибы губ, зелень глаз. Она, наконец, почувствовала чье-то присутствие, повернув голову и приподняв уголки губ в полуулыбке. Он несмело подошел к кровати, аккуратно присел на край и посмотрел в красивые девичьи глаза. Легко, чтобы не спугнуть, приподнял правую руку и коснулся прозрачной кожи щеки одними подушечками пальцев. Она сама потерлась о его руку более требовательно, накрыла его руку своей и улыбнулась уже более растянуто. Он медленно приблизился к ней, все еще сомневаясь в правильности этого действия. Но когда влажные губы оказались катастрофически близко, все мысли будто выветрились из головы, оставляя чувства и порывы полноправными владельцами ситуации. Первое несмелое касание, девичья неумелость и одновременно с этим трогательность. Вот уже вторая рука ложиться ей на лицо, губы все более смелеют, поцелуй все более глубок. И вот ее попытка ответа, все более и более убедительная. Он первый оторвался от нее, боясь окончательно забыться. Встал, прошел к шкафу у стены и открыл выдвижной ящик. Достал пухлый белый конверт и, повернувшись к ней, протянул руку. Лена взяла протянутый ей сверток, открыла. Ничего удивительного. Именно это она и ожидала увидеть. Толстая пачка евро, крупными купюрами. - Ты сегодня пойдешь в клуб? – прикрывая глаза, спросила она. Он лишь опустил свой взгляд в знак согласия. - Знаешь… - она медлила, решая сказать, или нет. Все же решилась, - не надо давать девушке деньги. Это обижает, - она протянула конверт обратно. Виктор не торопился забирать деньги. Лена сама вложила сверток ему в руку, пробежав пальцами по крепкой ладони, - Если тебе действительно нравится девушка… - она осеклась, вслушиваясь в звучание этих слов, - подари ей лучше цветы или шоколадку. С трудом поднявшись, на ватных ногах прошла в ванну, чтобы там, в тишине, прикрыв глаза, тяжело выдохнуть и прийти в себя. Кулемина не знала, сколько времени она просидела в уборной, но когда вышла и опять вошла в комнату сразу же заметила, что на кровати одиноко лежит сникерс. Виктора в квартире уже не было. Она вымучено и горько улыбнулась, беря батончик в коричневой обертке в руки. Села на кровать, продолжая смотреть на оставленную шоколадку и непроизвольно, но горько и с отчаянием зарыдала.

AnyaNuta: Ленка сидела на кровати, сжимая в руке уже изрядно размякший сникерс. Истерика прекратилась, а слезы все лились из глаз. А сделать с этим хоть что-нибудь, она была не в силах. От одной мысли, что Виктор, которого она практически не знала и знала, как облупленного одновременно, пошлее туда, откуда у него есть все шансы не вернуться, кровь застывала в жилах. Дыхание перехватывало, а из груди вырывался приглушенный закушенной кистью крик. Наконец поняв, что убиваться и оплакивать пока еще живого Степнова – это, по меньшей мере, неуважение к нему как к профессионалу, поднялась с кровати, прошла в кухню и бережно положила шоколадку в холодильник на отдельную полку. Успокоиться, сейчас просто нужно успокоиться. Открыв кухонный шкаф, нашла коробку с медикаментами. Порылась, нашла полный пузырек карвалола. Хорошо бы пустырника выпить, но его не было. Взяла стакан и накапала себе двадцать капель. Подумала, помедлила и долила в стакан такое же количество резко пахнущей жидкости. Слегка разбавив водой, с отвращением выпила. Ленка взяла из корзинки, стоящей на столе, кусок зачерствелого черного хлеба, практически сухарь. Зажевала неприятный вкус лекарства. Все! Все необходимые манипуляции произведены. И что теперь делать? Надо успокоиться, просто успокоиться. Но когда можно будет паниковать? Под утро? А что, если он не придет, вообще? Ни под утро, ни вообще никогда? Лена впервые остро ощутила тяжесть и невыносимость ожидания. Издевательство, какое-то! Вот так просто сидеть и ждать. Секунды казались резиновыми, понятие минута просто перестало существовать. Ленка снова прошла в комнату, осмотрелась. Заметила на столе одиноко лежащий блокнот, с помощью которого Виктор разговаривал с ней. С ногами забралась в кресло, которое занимал только владелец квартиры, кончиками пальцев коснулась исписанного листа. Тяжело вздохнула. Читать его короткие реплики сейчас не было никаких сил. Опять захотелось реветь, но, толи от действия лекарства, толи от нескольких литров недавно выплаканных слез, глаза были сухими. Впервые в своей недолгой жизни Ленке было жалко себя. Жалко до воя. Невыносимо хотелось отключить голову, отрубить нафиг, чтоб не думать, хотя бы какое-то время. А еще хотелось, чтобы сейчас рядом был Виктор. Снова почувствовать ему горячую, немного шершавую ладонь на своей щеке. Ощутить его губы на своих, дышать одним воздухом. Странно, он был так нежен… Вот тебе и киллер. Лена поднялась из кресла, переместилась на кровать. Как же тяжело ощущать свою ненужность, искать себе место, пусть даже в таком небольшом пространстве квартиры. Она свернулась калачиком, укрылась сверху теплым пледом и прикрыла глаза. Что она может сделать сейчас? Только ждать… Терпеливо, спокойно. Ждать, пока за дверью не послышатся практически невесомые шаги, ждать, пока не повернется замок, пока не скрипнет дверь… Кулемина открыла глаза, когда за окном начало рассветать. Так и продолжала лежать, не шелохнувшись, не поднимая головы. От осознания того, что она одна, захотелось кричать в голос. Неожиданно, что-то скрипнуло. Но звук шел не от входной двери. Что это? Показалось? Но звук повторился, даря понимание, что и в первый раз это была не галлюцинация. Она подскочила с кровати, пошла на слабые звуки, шедшие из-за закрытой двери ванной и прильнула к двери, боясь заглянуть, боясь обмануться. Кулемина не могла точно сказать, сколько она простояла, прислонившись к двери. Она даже не услышала приближающиеся с противоположной стороны шаги. Лишь когда дверь начала открываться, она отпрянула, едва успев увернуться от удара. Как в замедленной съемке она наблюдала, как медленно-медленно дверь ползет в сторону, открывая ее взору все больше пространства. Наконец, имея достаточно места, чтобы разглядеть, чуть не падает. В ванной стоит он, с голым торсом и усталым лицом. Она уже не может сдержаться, и так держалась всю ночь. Прикрывая рукой рот, чтобы из груди не вырвался крик, в ладошку начинает плакать, тихо поскуливая. Он непонимающе разглядывает ее, не решаясь подойти. Он ведь уже решил для себя, что после устранения всех проблем их ничего не может связывать. Решил… Пока ее рядом не было. А теперь всю решимость как рукой сняло. Он осторожно двинулся ей навстречу, подошел, она все так же стоит, зажав рот рукой. Не выдержал. Прикоснулся к светлым волосам, дотронулся до виска. Перевел руку на щеку и одним резким движением притянул ее к себе так, что она просто врезалась ему в грудь. Она, кое-как отняв руку от губ, уже не может сдержать крик, но он уходит в его грудь, к которой прижато ее лицо. Так и стоят, в коридоре, на пол пути из ванной до комнаты. Немного успокоившись, подняла не него глаза. Снова не смогла сдержать слезы, припала губами к его щеке. - Живой… - шептала, скользя губами по его лицу, - живой… Не выдержал. Обхватил ладонями ее лицо. Такое маленькое… Приподнял. Провел большими пальцами по щекам, стирая слезы. Такая милая, испуганная… Прижался губами к девичьим губам. В глубине сознания промелькнула какая-то мысль, но под натиском захлестнувших чувств, так и осталась в глубине. Оторвалась от его губ, уложив голову ему на плечо и скользнув пальчиками по мускулистой руке. Только сейчас замечает грубо залатанную обычными черными нитками рану. Подушечками провела по очертаниям. Даже не задавая вопроса, откуда это, все прекрасно поняла. - Больно? – спросила Лена, поднимая голову и заглядывая в глаза. Он лишь отрицательно качает головой. - Ты выполнил свое задание? – с нотками панического страха, задает она следующий вопрос. Уголки его рта слабо приподнимаются. Значит, все хорошо. Улыбается сквозь слезы, все еще не веря, что все позади. Что не нужно больше прятаться, что Виктор снова с ней, живой и практически невредимый. Впервые в жизни про себя благодарит Всевышнего, что позволил тому, кто за такое долгое время стал дорог, вернуться. - А Владимирский? – она задает этот вопрос так, для галочки. И так знает на него ответ, просто пауза уже становится невыносимой, а разжимать объятья так не хочется. Он сам немного отстраняется. Убирает правую руку с ее лица и заводит за спину. Лене кажется, что он запускает руку в задний карман джинсов. Затем, возвратив руку из-за спины и аккуратно сняв ее ладошку со своего пострадавшего плеча, что-то вкладывает ей в руку и накрывает ее же пальцами, зажимая кулачок. Кулемина открывает зажатые пальцы и, удивленно взвизгнув, бросилась ему на шею, целуя туда, куда могли дотянуться ее губы. В ее кулачке был тесно зажат так грубо отобранный кулон. Такая дорогая ранее вещь. Ленка сама удивилась этой мысленной оговорке – «ранее». Нет, цепочка с кулоном не стали значить для нее меньше. Просто в жизни появились и другие вещи. Просто в жизни появился человек.


AnyaNuta: Степнов сидел перед монитором компьютера и грузил фотографии с телефона. Ленка пристроилась на кровати, стараясь не смотреть. Прекрасно понимая, что это за фотографии и кто, вернее, уже что на них изображено, только укрепилась в мысли, что видеть это ей не хочется. Она просто вглядывалась в его сосредоточенное лицо. В то, как как он быстро и умело барабанит по клавишам какие-то фразы, как щелкает мышкой, прикрепляя файлы. Смотрела и не могла поверить, что обычный человек, такой же, как и многие другие, может неожиданно и вдруг стать таким родным. Только для тебя. Он уже давно чувствовал на себе ее пристальный взгляд. Но, не обращая внимания, продолжал концентрироваться на работе. А теперь, закончив все дела, отправив боссу все те фото, которые он просил (и отдельно татуировку старика-мафиози крупным планом), предлогов откладывать разговор уже не было. Виктор покосился на нее, затем, повернувшись к кровати всем корпусом, улыбнулся одними губами. Поднялся со стула и, прихватив со стола уже порядком исписанный блокнот и ручку, присел рядом с ней на край. «Лен, тебе нужна другая жизнь», - появилось на чистом листке слегка неровным почерком. Она даже ничего ответить не смогла, просто испуганно и, как-то вся сжавшись, посмотрела в его лицо. «Тебе нужно учиться, замуж выходить, детей рожать» - Ну и в чем проблема? – собравшись с силами выдавила из себя Кулемина. «Проблема во мне. В том, кто я» - Ты прежде всего – мужчина, - она дотронулась подушечками пальцев до его шершавой щетинисто щеки, - Мужчина, которого… который мне очень дорог. «Это все не для тебя» Виктор как-то виновато посмотрел на нее. «С этой работой не завязывают» - И не завязывай! – выпалила Ленка первую пришедшую на ум фразу. «Да неужели ты не понимаешь? У тебя была истерика, когда ты меня увидела! Ты понимаешь, что я буду часто так уходить?» - Понимаю, - сдавленно прошептала Лена, опустив глаза. Затем, снова посмотрела на листок бумаги. На нем появилась уже новая запись. «И что, каждый раз будут слезы?» - Я не знаю… Просто позволь мне самой выбрать, - она снова подняла на него взгляд, - Я все понимаю, это твоя работа. Но я хочу быть рядом, если… если ты не против. Ты… ты только знай, что я буду тебя ждать. Каждый раз. И возвращайся… «Ты уверена?» - Да! – это «да» было таким твердым, таким пылким, что Степнов не сдержался и невольно улыбнулся, обнажая зубы. Ленка подскочила и вмиг скрылась в коридоре. Через пару мгновений вернулась, держа в руке холодный, только что из холодильника сникерс. - Я специально хранила его, на всякий случай, - начала она срывающимся голосом, - и буду хранить и дальше. Но я без сладкого долго не протяну. Так что, придется тебе после каждого своего задания приносить мне по шоколадке, - смущаясь отозвалась Куленима. «Я тебя завалю сладостями!», - прочитав эту простую фразу, сердце почему-то на секунду остановилось, а потом и вовсе понеслось со скоростью света. Сейчас хотелось чего-то такого… Хотелось прикоснуться, ощутить близко-близко. Не сдержалась и сама потянулась к нему. Нашла губы, несмело припала к ним, надеясь на взаимность. Что же, иногда наши ожидания оборачиваются реальностью. Конец

AnyaNuta: Автор: ntnext Название: Сыграем в виселицу? Рейтинг: R Пейринг: КВМ Жанр: POV, Angst, Action, AU, OOC. Бета: Торопулька Я наблюдал за ней уже который месяц. Умная, красивая, эффектная и безумно сексуальная, она, сама того не ведая, стала практически моим наваждением. Ее красивое лицо с миндалевидными глазами всплывало в моем сознании, стоило мне лишь немного отвлечься, ее большой чувственный рот с пухлыми губами будил самые неприличные мысли. А когда она заливисто смеялась, то кожа на переносице морщилась совершенно очаровательным образом. Да, вывод можно сделать только один – я хотел эту женщину. Нет, любовью здесь даже и не пахло! Еще в юности я научился безошибочно обличать любовь от наваждения. Мне нужна была ночь. Хотя бы одна, но с ней. Иначе эта темноволосая бестия так и останется полновластной хозяйкой моего сознания. Конечно, нельзя сказать, что сознание Виктора Степнова – подполковника и старшего оперуполномоченного - уж очень большое богатство. Но, это же было мое сознание, и занято оно должно было быть мыслями о работе. Ведь работа для меня главное. По крайней мере, так было несколько месяцев назад. Итак, со мной практически разобрались. Я – мент до мозга костей, тридцати девятилетний холостяк и, что уж греха таить, талантливый оперативник. Только не очень мне в последнее время везет. Всего две недели назад наш отдел по борьбе с особо тяжкими преступлениями можно было бы назвать образцовым. Сплоченная команда из пяти человек: я, Серега Булдаков, Мишка Ерофеев, начальник наш – Петр Семенович Вернер и она. Ну, обо всем по порядку! Если быть точным, Марина Аношко перешагнула порог кабинета Вернера, где мы все в тот момент сидели, ровно семь месяцев назад. Психолог по образованию она была специально направлена в нашу группу для более точного анализа личностей преступников, подозреваемых и свидетелей. Вот тогда-то это и началось! Как только я увидел эти ноги от ушей, облаченные в более чем пристойную и, даже можно сказать, «офисную» мини, этот бюст, выделяющийся на фоне осиной талии и, наконец, эти руки с изящными длинными ногтями, закрашенными стальным лаком, я чуть не задохнулся. В голове вмиг стали проплывать картинки того, как эти ногти в кровь царапают мне спину, больно впиваясь в кожу, как эти ноги опутывают мое тело, делая толчки более резкими и ощутимыми, как эта грудь колышется перед моими глазами… Что говорить, семь месяцев назад я заболел тяжелой болезнью, имя которой было - Марина Аношко. Помню, Серега тогда подшутил над ее фамилией, мол смешная. Я подумал, что все! Даже пнул словоохотливого Булдакова под столом ногой, чтобы мысли свои при себе держал. А она не только не обиделась, так еще и пошутила в ответ, сказав, что Аношко она по отцу, а по матери – Хромова. И, если бы она взяла двойную фамилию, то вообще стала бы «хромоножкой». Кабинет тогда заполнился раскатистым смехом, а я все продолжал откровенно пялиться на Маринку. Вот с тех пор и мучаюсь. А две недели назад случилось непоправимое. Во время задержания ублюдка, который подкарауливал молоденьких девушек в темных переулках и насиловал их, был тяжело ранен наш товарищ – Миша Ерофеев. Настолько тяжело, что выкарабкаться не смог и на следующий день умер в реанимации. Это стало большим ударом для всех: для нас, для его семьи и просто тех, кто Мишку хорошо знал. Но еще большим ударом это событие стало для Сереги Булдакова – лучшего друга Ерофеева. Поняв, что на замену Мишане в отдел рано или поздно, но кто-то придет, он не стал сидеть и ждать, а принял, наконец, предложение, от которого отказывался вот уже второй год, не желая предавать Вернера и покидать закадычного друга, и перешел работать в Интерпол. К чести Сергея нужно сказать, что решение это далось ему отнюдь нелегко. Просто он понял для себя, что ТОГО отдела уже быть не может, а работать в ДРУГОМ ему не хотелось. Естественно, решение Булдакова стало вторым ощутимым ударом для Петра Семеновича, полковника пятидесяти трех лет. Однако он стойко переносил потерю своих бойцов. Положа руку на сердце, надо признаться, что я тоже подумывал о том, чтобы уйти. С моим опытом работу я себе всегда найду. Но, организовывать Вернеру еще одно предательство мне совсем не хотелось. Уж я то знал точно, что это его убило бы. Да и любил я его! Так, как только может любить благодарный ученик своего учителя, которому обязан всем, что знает и умеет. И перспектива расстаться с Мариной, не видеть ее каждый день, угнетала. Наверное, было бы как раз лучше всего вычеркнуть ее из своей жизни, отрезать, чтобы не мешала жить. Но только тайная надежда, что может быть, когда-нибудь я добьюсь своего, и она уступит, грела мне душу и заставляла меня каждое утро подниматься и тащиться на службу. А сегодня вообще аховый день! Сегодня к нам в группу по распоряжению Генерала должны внедрить двух новых оперов, совсем еще зеленых и неопытных. Как объяснил Вернер такое решение своего начальника, хороших специалистов нужно искать, на это уйдет много времени. А пока будут вестись поиски, молодая гвардия поднаберется опыта. В общем, сегодня нас ожидало знакомство с некими Игорем Гуцуловым и Еленой Кулеминой, недавними студентами, а ныне стажерами, желающими познать все премудрости работы нашей любимой милиции. Сказать по правде, против Игоря у меня никаких возражений не было, а вот эта Кулемина была под большим вопросом. Нет, ну где это видано, чтобы молодая девушка состояла на оперативной службе? И ни в коем случае дискриминация здесь ни при чем. Маринка же в отделе работает. Только Маринка – психолог! Да что далеко ходить, включил телек, в любом сериале, если баба – мент, то либо аналитик, либо каким-то образом дослужилась до следователя, но никак не опер! Ладно, сегодня посмотрим, что это за молодое племя подсунул нам наш горячо любимый Генерал, и с чем эту зеленую поросль можно кушать.

AnyaNuta: В кабинете мы сидели одни, и я мог, не боясь, рассматривать ее. В отчаянных попытках излечиться я старался найти в ее лице что-то, что бы мне не нравилось. Только я столкнулся с одной-единственной проблемой – мне нравилось абсолютно все! Так что надежды на скорое выздоровление приказали долго жить. Петр Семенович ушел на проходную встречать наших юных товарищей, а мне оставалось только лениво ждать момента встречи. Хотя, когда в радиусе десяти метров мой встроенный радар засекал Маринку, голова сразу же отключалась. Вернее, не отключалась, а ставила какой-то только ей понятный блок для всех мыслей, не связанных с этой женщиной. Вдалеке уже послышался густой бас Вернера, что-то объясняющего молодым членам команды, а мой взгляд все так же скользил по такому знакомому лицу. Аношко, безусловно, будучи бабой не глупой, прекрасно знала и о моих мыслях и о моих желаниях в отношение себя. И так как дурой ее назвать было совершенно невозможно, старалась просто не акцентировать на этом внимание, чтобы не раззадоривать и без того почти отчаявшегося мужика. В принципе, по логике она все делала правильно: любить я ее не любил, это уже сам собой разумеющийся факт, если между нами что-то и было бы, то так, на один - два раза, а вот работа пострадать реально могла. Умом-то я это понимал, да и с причинно-следственными связями у меня тоже всегда было нормально. Только ширинка мозгу не соратник! Шаги доносились уже более отчетливо. Я прислушался. Что-то было не так, меня что-то смущало. Только когда голос Петра Семеновича прогремел за самой дверью, повелительно – наставительно приглашая гостей зайти к нам на огонек, я понял, что именно: я не услышал цокота каблуков, а ведь Кулемина должна была быть девушкой. Я нехотя перевел взгляд от Маринкиного лица на открывающуюся дверь и стал ждать. Вот в кабинет вошел Вернер. За ним – невысокий паренек, с темными волосами и карими бусинами лучистых глаз. Завершала процессию, по-видимому, Лена Кулемина. Почему «по-видимому»? Да потому что лишь по наличию скромного довольно-таки бюста и по женским чертам лица можно было понять, что передо мной стоит именно девушка. Мешковатые джинсы, поношенные кеды и футболка в облипон – вот и весь образ. И перед зеркалом, наверное, сие чудо природы проводит максимум десять минут в день. Аношко как-то особенно вяло и без интереса обернулась, а через мгновение все так же размеренно вернулась в первоначальную позу. Похоже, что наши новые коллеги не вызвали у нее особых эмоций. - Что же, многоуважаемые сотрудники отдела по борьбе с особо тяжкими происшествиями, - начал Петр Семенович, как мне показалось, заранее заготовленную речь. - Разрешите вам представить наших стажеров и, кто знает, возможно, в будущем и полноценных коллег, Игоря Гуцулова и Елену Кулемину. - Вернер, довольный произнесенным монологом сделал небольшую паузу, давая мне возможность, так как Марина все так же сидела спиной в вошедшим, хорошенько рассмотреть новых, пусть и временных, но членов команды. – Молодежь, - обратился Петр Семенович к девушке и юноше, - вам выпала уникальная возможность поработать с настоящими профессионалами! Итак, наш незаменимый психолог, капитан Марина Аношко и, конечно же, человек, на плечи которого выпала нелегкая доля тянуть на себе работу всего отдела, подполковник Виктор Степнов. Для вас – Виктор Михайлович Степнов. Вероятно, то, с какой интонацией Вернер произнес свое уточнение изрядно позабавило ребят, поэтому, несмотря на всю серьезность ситуации, она просто не смогли сдержать улыбки. Игорь, будучи пареньком неглупым, а это было видно невооруженным глазом, вовремя поднес ладонь ко рту, прикрывая растянувшиеся в улыбке губы. А вот Кулемина оказалась не столь дальновидной. Она улыбнулась просто и открыто, как делают сотни людей, когда слышат неплохую шутку. Ровные белые зубы оттенялись светлой кожей, и я даже поймал себя на мысли, что на несколько мгновений в голове стало пусто. Просто ни одной мыли, только звенящая пустота. И с такими операми мне придется работать? Да на допросе ее любой ребенок сможет обвести вокруг пальца и заставить верить всему, что он говорит! Я уже хотел было впасть в глубочайшее отчаяние, но мои невеселые мысли прервал пронзительный бас начальника. - Витя, стажеры в твоем полном распоряжении. Пока у нас нет ничего срочного, можешь ввести их в курс дела и показать, что да как устроено. Знакомьтесь, одним словом. Что же, в нашей профессии, как и в любой другой, действуют всего два пункта одного правила о правоте начальника. Поэтому, раз сказали идти и знакомиться, я поднялся и повел новобранцев в свой кабинет. То, что я узнал о своих новых подчиненных, оказалось весьма интересным. Гуцулов и Кулемина были знакомы еще со школьной скамьи, более того, на этой самой скамье между ребятами зародились романтические отношения, следствием которых стало совместное поступление в один ВУЗ. Забавно, конечно, но Кулемина совсем мне не напоминала жену декабриста! Признаться, в ее обществе мне вообще было как-то неуютно. И дело было вовсе не в том, что я не умею общаться с женщинами. Нет, с ними-то как раз проблем не было практически никогда, только Кулемину в ее джинсах, кедах, свободной футболке и с непонятной стрижкой женщиной назвать было сложно. А вот Игорек оказался вполне нормальным парнем, понятливым и контактным. Именно по этой причине под предлогом острой «необходимости и срочности» я отправил Елену в архив добывать очень «важные» сведения о статистике домовых краж в начале прошлого года. Сам же в ее отсутствие решил пообщаться с Гуцуловым по душам. И так, то, что рассказал мне Игорь наедине было более чем любопытно. Игорь Гуцулов рос в простой семье, отец – врач, мать – преподаватель труда в общеобразовательной школе. Парнишка вырос на голливудских блокбастерах, где хорошие парни всегда чистят морды плохим парням, вот и загорелся мечтой стать суперагентом, который одним прекрасным днем получит задание спасти человечество. Через какое-то время иллюзии развеялись, а мечта носить погоны осталась. В десятом классе, когда у мальчишек в самом разгаре период полового созревания, в класс к Гуцулову попала некая Лена Кулемина, высокая симпатичная блондинка, чьи родители до сих пор работают в какой-то лаборатории в Копенгагене, а она сама жила с дедом. Дед, известный в свое время фантаст, в скором времени сыграл в ящик, однако, до совершеннолетия внучки все же дотянул. Так вот, целый год эти двое, сидя за одной партой, присматривались друг к другу, а в одиннадцатом классе, наконец, присмотрелись. В общем, Игорь стал первым мужчиной Лены, как и она его первой женщиной, и они даже планировали пожениться. Только после поступления в университет они решили поговорить и расставить все точки и запятые в своих отношениях. Договорились до того, что любви, в самом высоком смысле этого слова, между ними не было и нет. Есть любовь другая: братская и сестринская. Так что, с того памятного разговора пары Игорь – Лена больше не было, а вот друзья Гуцул и Ленка остались. Вот с таким семейным подрядом мне и предстояло работать в ближайшее время. - А скажи-ка мне, стажер, - задал я вопрос после долгого молчания, - я смотрю, ты парень шустрый, а вот напарницу твою пока не разглядел. Ты же ее лучше всех знаешь. Как думаешь, справится? - Не знаю, - пожал плечами Игорь, - Ленка – девчонка башковитая, с логикой у нее тоже все нормально, только она всегда старается в людях хорошее видеть. - Как это? – не понял я. Все мы стараемся видеть хорошее, только то дерьмо, которое из человека лезет, перекрывает все наши старания. - Ну, вот смотрите, ее родители свалили за бугор, родили там второго ребенка и в ус не дуют, как тут в далекой Москве старшая дочь поживает. Звонят, дай Бог, раз в месяц, деньги, правда регулярно пересылают. - Давай ближе к делу! – не вытерпел я. У нас и так все свидетели резину тянут, если еще и свои затягивать будут, вообще труба! - Если бы вы были на Ленкином месте, вы бы обиделись на родителей? Умом все понять можно, но детский эгоизм еще никто не отменял! Я задумался. Что же, скорее всего, мне, и в правду, было бы неприятно, что мои родители – самые близкие люди - оставили меня в столь нежном возрасте и уехали посвящать себя науке. Что я, собственно, незамедлительно и озвучил. - А она не обижается, представляете! – улыбнулся Гуцулов, - Она их понимает! Они ведь спасают людей, такую пользу приносят! – передразнив свою знакомую, проговорил Игорь. Да, ничего не скажешь, интересная парочка мне досталась. Теперь оставалось ждать только настоящего дела, чтобы проверить своих новобранцев в работе.

AnyaNuta: Додумывая вчера про себя фразу о стоящем деле, я и представить не мог, что попаду практически в десятку. Но, откровенно говоря, поменьше бы таких десяток было! Ну, обо всем по порядку. Утро началось с того, что на ежедневной пятиминутке Вернер был мрачнее тучи. Какой-то безбашенный подросток подкинул ему в почтовый ящик анонимку, текст которой был прост до неприличия: «Ровно в 19.00». Дальше следовал адрес какого-то интернет сайта. Утром я еще не понимал, почему эта милая ребячья шутка так взволновала моего шефа. К вечеру понял и, в который раз, изумился его чутью. До обеда день тянулся долго и нудно. В работе у меня сейчас находилось пять дел, но и в них все уже давно всем было понятно. Оставалась только чисто механическая бумажная работа, которую я любезно отдал на выполнение своим стажерам. А что, пусть тренируются! Гуцулов каждую минуту что-то оживленно обсуждал сам с собой, поглядывая в подшивку уголовного дела. То удивленно присвистывая, то прицокивая языком, а под конец и вовсе повел беседу с умным человеком – с собой. Нравился мне все-таки этот парнишка! Желание работать и узнавать у него было, фантазия, по всему видно, богатая. При хорошем обучении может получиться очень даже неплохой опер. Кулемина же сидела за столом в самом углу кабинета тише воды, ниже травы. Я иногда бросал на нее короткие взгляды, и то, что я видел, мне совсем не нравилось. Она подолгу вчитывалась в каждую страницу, порой поднимая глаза к потолку, как бы стараясь разместить новую информацию в своей голове, а в минуты, когда, видимо, написанный текст ну никак не желал укладываться в памяти и запоминаться, недовольно кривила губы с левой стороны лица. Странная, надо сказать, привычка. И совсем ее не красит. На обед мы пошли всем отделом, за исключением Петра Семеновича, который, в свою очередь, обедал исключительно с руководящим звеном. В огромный светлый зал мы завалились компанией из четырех человек. Вернее, компанией нас можно было назвать с большой натяжкой. С Игорем мы громко переговаривались и шутили, вспоминая какие-то бородатые анекдоты. Марину я предусмотрительно пропустил вперед и теперь вовсю мог наслаждаться открывающимся моему взору видом филейной части госпожи Аношко. Кулемина плелась где-то позади, никак не обнаруживая своей причастности ни к нашей компании, ни к работе в органах в целом. Набрав полные подносы еды и заняв уютный столик в углу у окна, мы с Гуцуловым продолжили нашу светскую безобидную беседу, в то время как дамы предпочли есть молча. Только покончив с салатом и намереваясь приступить к вполне аппетитному борщу, я заметил, что чего-то на моем подносе не хватает. - Кулемина, - позвал я молчаливое блондинистое существо, сидящее напротив Марины, - сгоняй-ка за хлебом! - Что? – она оторвала глаза от тарелки и посмотрела на меня так, будто я обратился к ней на иврите. - Я говорю, за хлебом сгоняй, - повторил я свою просьбу уже жестче. Лена уже было открыла рот, чтобы возразить, но, натолкнувшись на мой решительный и твердый взгляд, молча встала и пошла к буфетной стойке. - Зачем вы так с ней, Виктор Михайлович? – неожиданность этого вопроса заставила меня опустить ложку, которая уже находилась на полпути ко рту, и повернуться к стажеру. - Ты что-то сказал, Гуцулов? – строгим голосом осведомился я. - Да, я спросил, зачем вы так с Леной, - участливо отпарировал паренек. - Я не понял, - скривил я лицо в притворной гримасе, - ты что, жаждешь оказаться на ее месте? Я тебе это быстро организую! - Зря это вы, Виктор Михайлович, - Игорь опустил глаза, - она славная… Эх, стажер, стажер… Много ты понимаешь! Мне в отделе нужны не славные помощники, а толковые! Через пару секунд к столу подошла Кулемина, неся в салфетке несколько кусков черного хлеба. А так как у Гуцулова отпала охота разговаривать, то наша трапеза продолжилась в полном молчании. Если это еще кому-то интересно... В шесть вечера уходить имела привычку только Аношко. Петр Семенович часто покидал здание в десятом часу. Я, как правило, обычно уходил около семи, если на этот день у меня ни с кем не были оговорены встречи на работе. В таких случаях мой трудовой день мог тянуться очень и очень долго. Мои стажеры корпели над очередными подшивками, а я тщательно изучал уже сделанную работу. За сегодняшний день Гуцулов отправил в архив целых два дела, Кулемина все еще в муках рожала первое. Однако надо отдать ребятам должное, они работали по-разному, с разной эффективностью, но на совесть. Игорь составлял заключительные протоколы лаконично, ссылаясь на документы дела, что, в принципе, было правильно, так как экономило много времени, но не очень удобно в том случае, если это дело когда-нибудь придется из архива изъять. К тому времени все нюансы померкнут в памяти и придется перелопачивать все подшитые документы, чтобы полностью восстановить перед глазами картину происшествия. Но парень быстро взял в толк, как нужно работать с закрывающимися делами, я и сам их так веду. А Елена начала исписывать уже шестой лист. Мне, признаться, стало интересно, как можно так не щадить бумагу и составлять заключительный документ на шести страницах, когда он, самое большее, занимает два листа. Ради интереса я взял почитать уже написанные пять листов. То, что я увидел по ходу чтения, меня приятно удивило. Кулемина, казалось, составляла краткий конспект уголовного дела. Листы были исписаны мелким каллиграфическим почерком, а информация в них была настолько полная, что при потребности можно было и не читать дело целиком вовсе, а ограничиться лишь Кулеминской писаниной. Вообще-то, в повседневной жизни на такие трактаты абсолютно нет времени, но, коль появился у меня человек, который может это делать, пусть и трудится. - Игорь, - позвал я парня, - дописывай до точки и передавай свой толмут Кулеминой. Елена, завтра на тебе два дела. Крайний срок сдачи в архив – послезавтра, так что, рассчитывай силы. - А мне что делать? – с интересом уточнил Гуцулов. - А тебе я занятие всегда найду. Можем завтра напроситься на допрос к Копылову. Знаешь, следователь из другого отдела? Посмотришь, как нужно со свидетелями обращаться. В глазах парнишки заплясали радостные искорки, а Кулемина все сидела в своем углу, лишь пождав губы в немой обиде. А кто сказал, девочка, что будет легко? Здесь еще доказать надо, что ты чего-то стоишь! Без десяти семь позвонил Вернер и срочно вызвал к себе в кабинет. Я отдал приказ стажерам следовать за мной, и через несколько мгновений мы втроем уже входили в кабинет начальника. Увиденное повергло меня в состояние легкого шока. Петр Семенович где-то раздобыл ноутбук с вайфаем, что у нас на рабочем месте было диковиной, аки аленький цветочек из сказки, и сейчас сидел, нацепив очки на нос. Недоумение овладело мной, но тогда я еще не мог связать утренние события с тем, что видел сейчас. - Зачем вызывали, шеф? – слегка усмехаясь, спросил я. Забавно было видеть, как Вернер, который даже электрический чайник не может включить, чтобы потом не было каких-нибудь катастрофических последствий, сидит перед чудом современной техники. - Иди сюда, Витя, - позвал он меня к себе и, уступая свое кресло, жестом предложил занять его, - Садись, а то я стар уже для таких механизмов. Гуцулов, до этого стоящий тихо, слышно хохотнул, чем, естественно, привлек внимание Петра Семеновича. - А вы чего там встали? – обратился Вернер к моим стажерам, - Проходите и садитесь. Игорь, все еще с ехидной улыбкой на лице, подошел к выстроенным в ряд стульям и, отодвинув один из них, сел. Кулемина последовала его примеру, только лицо ее ничего не выражало, даже заинтересованности. Странная она, вообще-то. Единственное, что мне удалось узнать за несколько дней совместной работы, это то, что она очень неплохо составляет рабочую документацию. Но опять же, при условии, что на это есть время. - Введи вот этот электронный адрес, - Вернер протянул мне бумажку, в которой я узнал утреннее послание, подброшенное в почтовый ящик шефу хулиганами-подростками. Ввел. На часах было 18:59. Экран вмиг окрасился красным цветом, на котором постепенно стали вырисовываться линии.

AnyaNuta: Я мог поклясться, что сейчас у меня за спиной три пары глаз буравили монитор ноутбука, впрочем, точно так же, как и я! Интерес перемешался с нехорошим предчувствием, которое оформилось в комок где-то в районе желудка. Эти симптомы меня еще никогда не подводили! Порой мне хочется запретить себе думать или же прибить самого себя за безошибочность в ожиданиях. Трехсекундная заставка с изображением нескольких палочек и кружочка, формирующих силуэт человека, как в детском стишке – «палка, палка, огуречек…» - только подвешен этот человечек на плахе, и говорящая надпись внизу экрана: «Виселица». И вот, заставка плавно исчезает, оставляя вместо себя сгусток темноты. - Здравствуй, Виктор, - доносится до меня грудной мужской голос из динамика. Мозг уже работает отдельно, позволяя оставаться трезвым и рассудительным. «Голос явно изменен», - говорю я про себя, а глаза все пытаются вглядеться в темный экран и рассмотреть там хоть что-то. Я почувствовал какое-то движение за спиной. Прекрасно зная, что Вернер сейчас стоит, как мраморное изваяние, ожидая, что же будет дальше, понял, что стажеры начали понемногу нервничать. Тем временем динамик снова ожил: - Степнов, представляю, с каким лицом ты сейчас сидишь! – голос был спокойным и вкрадчивым, - ты, наверное, уже успел заскучать… Что же, тебе необходимо взбодриться! – У меня было ощущение, что я слышу полную чушь, что человек, который все это произносит, специально говорит не то, что думает на самом деле. - Я предлагаю поиграть. Как насчет игры по-крупному? Правила просты, и для тебя, Степнов, это может считаться легкой разминкой! – в голосе, льющемся из динамика, послышалось что-то настоящее. Внутренний голос отозвался тут же: «Шутки кончились!». - Тебе нужно отгадать слово, Виктор. Отгадаешь – ты выиграл, не отгадаешь – ты проиграл. Может быть, удастся в другой раз. На все у тебя тридцать секунд. Почувствовав, как мое лицо окаменело, я понял, что воспринимаю весь этот лепет серьезно. Почему-то серьезно. Мозг в очередной раз выдал порцию трезвых мыслей: «В игре по-крупному должна быть крупная ставка!». Я уже говорил, что иногда хочу прибить себя за прозорливость? Сейчас это чувство было особенно обострено, потому что мой незримый собеседник, как будто прочитав мои мысли, громко и отчетливо произнес: - На кону ее жизнь! – в этот же момент в середине черного экрана загорелся белый свет. Кто-то невидимой рукой повернул прожектор, и моему (а я уже успел забыть, что нахожусь в кабинете не один) взору предстала волнующая картина. С экрана монитора на меня смотрело до смерти перепуганное существо – девушка, лет двадцати – двадцати трех, обычная, в меру симпатичная и не в меру затравленная. Стоя на цыпочках на высокой табуретке, она старалась как можно выше подтянуться, чтобы петля, накинутая на шею, не так сильно впивалась в кожу. Я уже давно заметил, что когда я стою перед лицом опасности, или от меня зависит успех какого-то дела, ну, или как в данном случае чья-то жизнь, эмоции уходят на второй план. Только я – человек, умудренный опытом, а мои новобранцы к таким зрелищам явно непривычные. За моей спиной послышалось отчетливое тяжелое сопение. Нервозность в пределах кабинета Петра Семеновича возрастала с каждой секундой. - Играем! – прогремел компьютерный динамик и в следующее мгновение внизу экрана появились маленькие квадратики, напомнившие мне уже народную игру «Поле чудес». Быстро сосчитав квадратики и отметив, что слово состоит из восьми букв, я быстро начал обдумывать, с чего начать отгадывание того, что мог задумать мозг человека, который спокойно может убить. А в этом у меня сомнений не было. - Удачи, Степнов, - что-то издевательское проскользнуло в этой фразе, - Начали! В правом нижнем углу возникли цифры «30:00», которые молниеносно отсчитывали секунды в обратном порядке. Все звуки как будто стихли, остался только мерное тиканье в моей голове и перебор про себя букв алфавита. «А». Это первое, что я набрал на клавиатуре. Открылось последнее из восьми окошек, и в нем загорелось желтое обозначение буквы. А время все убегало. «Е». Экран вспыхнул красным цветом, возвещая об ошибке. Мысли проносились в голове со скорость звука. «О». Третье и шестое окошечки открылись. На секундомере высвечивалось «15:00». Прикинув, что вряд ли в слове будут еще гласные буквы, мои глаза пробежались по согласным клавишам. Твою мать, как же их много! «В». Снова красный цвет. «М». Опять мимо! Я непроизвольно стиснул зубы. На часах уже «07:00». «С». Открылось четвертое окно. Быстро окинув глазами слово, я начал соображать. Что мы имеем? «… … О С … О … А». Именно такая картина открывалась мне. Что-то знакомое, но неуловимое. Я опять ткнул наугад первую попавшуюся под руку клавишу. «П». Открылась первая буква. Ну же, думай, Степнов, думай! «К». Не попал! Динамик издал неприятный звук, который повторился через секунду, затем еще. «03:00», «02:00», «01:00»… Я увидел только заставку с висящим начерченным человечком на красном фоне, а ухо, снова адаптировавшееся к восприятию окружающих звуков, уловило слабый женский вскрик за спиной. Изображение сменилось, и теперь на мониторе красными буквами горело неугаданное мною слово – «простота». В ту минуту это слово воспринималось мной как издевательство и личное оскорбление. Думать о том, что я только что поставил на кон жизнь человека и проиграл ее, моя голова отказывалась. На мониторе замигали слова «Game over», а грудной голос пропел из динамика: «До встречи». Вот так, пощечина напоследок от незримого соперника… Я окинул взглядом себя. Напряжен, кулаки плотно сжаты. Поза человека, для которого проигрыш в битве является лишь очередной ступенью. - Витя, мне кажется, мы вляпались во что-то очень серьезное, - голос Вернера заставил выйти из оцепенения. Я поспешно и нервно поднялся, случайно откинув стул. Повернувшись, я увидел почерневшее лицо шефа, бледного Игоря и какую-то новую Лену. Признаться, я ее даже не узнал. Она вся была как будто бесцветная, ни одной кровинки в лице и в губах. И даже зеленые глаза потеряли свой естественный травяной оттенок. - Кулемина, тебе плохо? – устало обратился я к девушке. После всего, что произошло, мне только показательных падений без чувств не хватало! Елена ответить не соизволила, все еще смотря на давно потухший экран компьютера. - Игорь, - привлек я внимание Гуцулова, который был не в шоке, но то, что ему довелось увидеть, поразило парня до глубин души, - держи ее, сейчас упадет. В принципе, мне было абсолютно все равно, грохнется Кулемина в обморок или нет. Желаний сейчас было всего два, и я не мог понять, какое сильнее владело мной. С одной стороны, хотелось поскорее начать это дело, потому что, чем скорее начнется следствие, тем скорее есть вероятность найти этого козла, следовательно – сократить количество жертв. С другой стороны, после всего произошедшего, тупо хотелось надраться. - Я не упаду, - еле слышно выговорила Кулемина, когда Игорь бросился поддерживать ее, - Только можно мне воды? Ладно, можно считать, что мы обошлись без театральных сцен. - Что же, ребятки, - казалось, что всегда басующий Петр Семенович в одночасье стал говорить фальцетом, - сейчас мы сидим, отходит от шока, пьем водичку, - он понимающе улыбнулся Лене, - но поход домой на сегодня отменяется! Надо понять, что это было! Ну, похоже, желание о скорейшей организации работы исполнялось, только сидя на стуле и осознавая все, что случилось каких-то несколько минут назад, я понял, настолько сильно владеет мной вторая потребность. Я сидел за столом, так же, впрочем, как и все, и наблюдал, как секундная стрелка на старых настенных часах медленно ползет вперед. Без семи минут восемь… Я плохо понимал, зачем Вернеру вздумалось держать нас всех сегодня здесь. И Аношко вызвал даже! Все равно ведь ничего понятно не будет, пока тело не найдем. А хрен знает, когда мы его найдем! Может быть, этот урод запрячет его куда-нибудь, а еще лучше, замурует. Да, мысли в голове позитивные, дальше некуда! Петр Семенович сидит, мрачнее тучи. Уставился в листок бумаги и что-то чиркает. Нервничает. Игорь, который всегда в хорошем настроении, притих. Притихнешь тут! Лена бледная вся. Обычно она очень спокойная, даже флегматичная. А сейчас сидит, как будто струна натянутая. Боится. И я, всем своим видом показывающий, что такими методами все равно ничего добиться невозможно. Откинулся на спинку стула, сложил руки на груди, ехидно поглядываю на всех – изучаю. Только одного понять не могу – неужели Вернер не понимает таких простых вещей? Думаю, что понимает. Тогда почему же не действует, согласно логике? Наверное, что-то вертится в его мозгу. То, что я пока не могу уловить. - Перт Семенович, - обратился я к начальнику, привлекая внимание всех присутствующий в кабинете, - может, посидели и разойдемся? Что торчать здесь без дела? Он нехотя оторвался от своего занятия, отложил ручку и, как будто ждал именно от меня этого высказывания, снисходительно одарил взглядом из-под очков. - Успокойся, Виктор. Я понимаю, день сегодня был трудный для всех. И я, так же, как и ты, очень хочу поскорее уйти домой. Но, пока мы не дождемся Марину и не получим психологический портрет того, с кем имеем дело – никто никуда не пойдет! Все свою тираду шеф произносил на одной и той же ноте, очень спокойно и сдержанно. Это и настораживало. Да, Степнов, давно не было у тебя такого дельца! То ли маньяк, то ли просто очень хитрый и безжалостный человек. Лучше бы первое! Это, конечно же, грязнее, но, по крайней мере, это патология. А если он вполне себе вменяемый – то все! Он очень долго будет опережать нас. Пусть на один шаг, но опережать, это я по опыту знаю! В кабинете снова повисла звенящая, давящая на барабанные перепонки тишина. Снова каждый в своих мыслях, снова все думают об одном и том же. - Может быть, я чайник поставлю? – как-то нерешительно спросила Лена. Я окинул ее взглядом. Все еще напряженная, она явно не могла спокойно сидеть на одном месте. Когда люди нервничают, им постоянно нужно что-то делать. Вот что за человек? Ведь как открытую книгу читать можно! Петр Семенович усталым жестом снял очки и положил их на стол возле ручки. Как-то совершенно по-отцовски посмотрел на Кулемину и мягко улыбнулся. - Конечно, Леночка! Горячий час сейчас никому не повредит…

AnyaNuta: Маринка приоткрыла дверь кабинета около половины десятого. Мы уже успели влить в себя по три кружки чая, съесть весь припасенный Вернером пакет с вафлями и снова погрузиться в молчание. Она влетела, немного запыхавшись, и с шумом присела на стул рядом со мной. - Почему так долго, Марин? – Вернер всегда сначала задает вопрос, а затем терпеливо ждет ответа. Только топом принимает решение – продолжать разговор в нормальной манере, или вставить провинившемуся по первое число. - Простите, Петр Семенович, - уверенно начала Аношко, исподлобья косясь на меня, - вы меня в душе застали. Не могла же я с невысушенной головой примчаться. - Ладно-ладно, - махнул рукой Вернер, - ближе к делу, ребятки. Раньше начнем, раньше, как говорится, попадем домой. Дело, Марина, серьезное. Витя тебе сейчас все подробно расскажет, а ты слушай и думай. Хорошо думай. Мне нужно понять его, хотя бы немного… И я рассказал. Все по порядку, начиная с полученной шефом сегодня утрой записки. Марина внимательно слушала, слегка прищурив глаза, иногда что-то уточняла. Просила досконально вспоминать прозвучавшие фразы. Мои стажеры, особенно Игорь, оказывали посильную помощь. Минут через тридцать Аношко погрузилась в молчание, пойдя наливать себе чай. Думала. Никто ей не мешал, только ребята мои переглядывались между собой, явно ведя одним только им понятный диалог. Марина села обратно на стул, поставив перед собой дымящуюся чашку, помолчала еще немного, вызывая во мне уже легкий приступ раздражения и нетерпения, и начала говорить: - Одно могу сказать точно – кто-то очень зол на Степнова, - она одарила меня беглым глубоким взглядом, от которого в нормальном состоянии я бы сию секунду задохнулся бы. Но, сейчас я пребывал в полупрострации, все еще теща себя надеждой остаток вечера и ночь провести в обнимку с самой лучшей и верной подругой – бутылкой, - и этот кто-то хорошо его знает. Знает слабые места, знает, на чем Витя может его подловить, поэтому маскируется и говорит общими фразами. Надо в прошлом копать… - Все больные на голову, которых я успел поймать, сидят, и сидеть будут до второго Пришествия! – я устало откинулся на спинку стула и произнес все это на зевке. Догадки, версии, предположения – это все прекрасно, но работа с фактами куда более продуктивнее. А факты могут появиться, если этот придурок решит избавиться от трупа. Поэтому в настоящее время я искренне не понимал предмета нашей совместной дискуссии. То, что говорит Аношко, безусловно, верно, но и я, не имея диплома психолога, мог бы подуматься до этого. - Вить, - позвала она спокойно и терпеливо, - он нормальный… - Неправда! – донесся до моих ушей хриплый девичий голос. Я в удивлении повернул голову, впрочем, как и все присутствующие в кабинете, и увидел, как Ленино лицо заливает краска негодования и решительности. Она даже привстала с насиженного места, - Как вы можете такое утверждать? Вы не видели! Он просто не может быть нормальным! Нормальный человек никогда такого не сделает! Ее глаза загорелись блеском борца за правду, она вся подалась вперед, облокотившись о стол. Неужели Кулемина может повышать голос? Только не на ту ты, девочка, нарвалась. Марина стояла, спокойно смотря на напрягшуюся фигуру своей оппонентки, как будто с высоты своего жизненного опыта. - Не надо учить меня моей профессии, - вкрадчиво отчеканила она. - Он не может… - снова попыталась встрять Лена. - Не забывай, что ты пока только стажер… Аношко явно хотела добавить что-то еще, но мое вмешательство остудило пыл обеим. - Хватит! – обе девушки, и блондинка и брюнетка, перевели взгляды на меня, - Лена, Марина действительно может быть права. В нашей работе и не такое встречается. Но пока никто ничего не может утверждать, - я видел, как она снова становилась той Леной Кулеминой, к которой я уже привык. Девушкой, которая прятала глаза за длинной челкой, старалась помалкивать и быть незаметной. - Можно тебя на пару слов? – обратился я к Аношко. Отойдя на безопасное расстояние, я, придвинувшись к ней настолько близко, насколько позволяли рамки приличия, произнес, - Ну что ты завелась? Никто не пытается оспорить твое авторитетное мнение. Она просто очень сильно испугалась. Маринкины глаза вмиг подобрели. Она стрельнула в Лену уже другим, более теплым взглядом. - Может, мне поговорить с ней? – пожала она плечами, - Если это серийник – ей еще не раз предстоит наблюдать это. - Поговори. Хуже не будет… Кабинет Вернера мы покинули немного не досидев до полуночи. Пока Петр Семенович вслух накидывал версии, а Гуцулов тихо внимал его предположениям, я наблюдал, как Аношко, отведя Кулемину в дальний угол кабинета, что-то тихо ей говорит. Самое главное, чтобы не было паники в наших и так нестройных рядах! Четверг постепенно отдавал свои права пятнице. Что она готовила нам, я пока не знал… - Привет стажерам, – угрюмо промычал я себе под нос, с шумом притворяя за собой дверь. А как еще я должен был говорить после практически бессонной ночи? - Добрый день, - практически в унисон, только какой-то нестройный, отозвался мой маленький коллектив. Часы и в правду показывали далеко за полдень. Вчерашней мечте так и не суждено было сбыться: придя домой, я не то что до холодильника не смог дойти, где покоилась слегка запотевшая бутылка водки, я еле добрел до своего ложа. Плюхнувшись свержу на одеяло, я, даже не потрудившись раздеться, прикрыл глаза и провалился в неспокойный сон. Абсолютно не заботясь об утреннем подъеме – будильник на музыкальном центре заведен постоянно – я парил в объятьях Морфея, даже во сне желая, чтобы это продлилось как можно дольше. Однако, как говорит народная мудрость, «непруха, если начнется, добьет тебя до полусмерти»! В половине четвертого утра меня разбудил телефонный звонок. И как бы Степнову Виктору Михайловичу – обычному человеку – не хотелось спать, подполковник милиции и старший оперуполномоченный Степнов знал – в такое время могут звонить либо идиоты, либо по неотложному делу. Как и всегда, мент взял верх над человеком, и я ответил на звонок. И закрутилось… Звонил дежурный, сообщая, что в Бибиревское отделение милиции поступил сигнал о нахождении трупа молодой женщины, по описанию подходящей к нашей жертве. Сон в один миг как рукой сняло. Тот факт, что на мне смятая после сна одежда, что надо бы умыться, а лучше еще и причесаться, меня мало смущали. Я как был, выбежал в прихожую, одновременно запоминая адрес, куда надо приехать, и натягивая ботинки. Когда я приехал в указанное место, Вернер уже был там. Я всегда поражался его умению успевать всегда и везде. Он был угрюмый и хмурый. Хотя, ничего удивительного в этом не было. - Ну что? – спросил я, заранее зная ответ. - Наша девочка. Эксперт подтвердил: время смерти где-то около семи часов вечера… Перт Семенович больше не проронил ни слова, только устало выдохнул и направился к своей служебной машине. Что же, для него ночь наконец-то наступила. Сейчас он поедет домой и заляжет обратно в постель. Для меня же все только начиналось. Я видел, как тело, бережно уложенное в цветной мешок, везут на каталке в карете скорой. Что же, через час малышка уже будет в заботливых руках патологоанатома, через два можно уже будет предметно вести дискуссии с врачом. Подходить, а тем более открывать мешок, желания даже не возникло. Нет, мне еще придется увидеть эту девочку на столе в морге, а здесь, в прохладе ночи в спальном районе снова увидеть ее лицо для меня означало лишь одно – снова взглянуть в глаза смерти, ставя подпись под своей беспомощностью. Я развернулся и, сев за руль своей верной машины, стал ждать, когда скорая тронется с места, а я поеду следом. - Ну что там, Виктор Михалыч? – глаза Игоря выражали одновременно опасение и интерес. - Да ничего там… - Я устало плюхнулся на стул у стены. - Все так, как мы и ожидали. Это именно та девушка, документов при обнаружении тела не найдено. По ходу дела, трансляция была прямая, врачи подтвердили, что смерть наступила именно в то время, когда мы ее и увидели, - закинув голову назад и подперев ею стенку, я уставился в потолок, обдумывая, что же делать дальше. А дальше нужно было рыть. И рыть быстро! Причем в нескольких направлениях. Один я точно не справился бы, поэтому пришлось подключать моих новобранцев. Так, что мы имеем? Гуцулов – быстрый, смекалистый, коммуникабельный и креативный. Кулемина – нелюдима, зажата, но с мозгами и хорошей памятью. Ладно, за неимением лучшего, будем работать с тем, что есть. - Ребята, так как у нас тут что-то вроде команды, мы и должны работать на общий результат. Цель – найти этого придурка. Я предлагаю разделить обязанности, чтобы каждый отвечал за свою работу головой. И помните, что на кону, возможно, не только ваша голова. Я перевел взгляд на своих подопечных. Лена внимательно слушала, хотя и была немного взволнована, Игорь же явно не любил долгих прелюдий – ему нужна была суть. - Короче, - я решил усладить нетерпение парня, - Гуцулов, делай что хочешь, но узнай, кто эта девушка, из-под земли достань мне всех ее родственников и знакомых до десятого колена! Понятно? – Игорь согласно кивнул. - Лена, - девушка устремила на меня зеленые глаза, - не знаю, проще ли тебе задание или нет. Судить тебе. Мне нужно узнать, кто с нами играет. Пойдешь в архив и поднимешь все дела, к которым я когда-либо, каким-либо боком был причастен. О результатах будешь докладывать мне каждое утро. Мне нужно знать все: где те, кого я все эти годы ловил. Живы ли. Если нет, где и когда похоронены. Если да, сидят ли, вышли ли, где живут, чем занимаются, что едят на ужин. Все! Это ясно? Хоть ночами там сиди, но найди мне его! Она ничего не ответила, только коротко кивнула, нерешительно. - А вы? – Игорек явно был парень неглупый. Заволновался, что взрослый дядя надавал распоряжений, а сам будет без дела прозябать. Не волнуйся, малыш, и мне работенка осталась. - А я займусь трансляцией. Попытаюсь узнать, как это делается. Может, он там наследил…

AnyaNuta: Время неумолимо бежало вперед, а мы практически топтались на месте. Вернер через свои связи «в верхах» пробил, чтобы это дело передали именно нашему отделу. В самих «верхах» никто не возражал – убийца был явно заинтересован непосредственно во мне. Следователем по делу был назначен некий Олег Есипенко – мужик, в принципе, неплохой, но загруженный. У него и без этого «интернетовского маньяка» работы хватало. Короче, на его помощь нам рассчитывать не приходилось, зато он и не мешал. За почти неделю «плотной работы» и «рытья земли» нарыто было отнюдь немного. Игорь узнал-таки, кто была та несчастная девушка. Правда, только на второй день после обнаружения трупа. Дело в том, что родители Кати Булычевой обратились в местное ОВД уже на следующее утро после того, как их девятнадцатилетняя дочь не пришла ночевать домой. В милиции заявление не приняли: времени, положенного для такой процедуры еще не вышло. Все убеждения родителей, что подобные выходки никак не вписываются в характер их дочери, не нашли откликов в душах моих собратьев. Иногда у меня возникает желание перестрелять всех ментов за черствость. И себя в том числе. Хотя, умом и понимаю, что закон не они выдумывали. В общем, когда положенные двое суток истекли, и у Булычевых приняли заявление о пропаже дочери, на него натолкнулся Гуцулов, который шерстил такие документы пачками. Узнав на фотографии «нашу девочку», а именно так мы все называли бедняжку, Игорь тут же связался с родителями и, сообщая им страшное известие, срочно вызвал для дачи показаний. Я лично допрашивал их. Несчастные люди, которые все еще не могут поверить в случившееся и почему-то, даже после того, как они имели несчастье увидеть тело и опознать его, надеются на то, что произошла какая-то страшная ошибка. Смотря на них, мне безумно хотелось пообещать матери, которая еле сдерживала глухие рыдания, что все будет, пусть не хорошо, но по справедливости. Что я найду того, кто так безжалостно и игриво лишил жизни их единственного ребенка. Но, такие обещания я давать не мог, потому что сам не был уверен, что у меня получится. Верил, надеялся, но уверенности не было никакой. Делу родители покойной практически не помогли, лишь дали координаты тех, с кем Катя общалась. Гуцулов всю неделю вел допросы, но так ничего нового не выяснил. Я же вплотную занялся трансляцией. Ездил к экспертам, узнавал, как вся эта кухня вообще устроена. Как оказалось, нет ничего сложного. Ресурс, которым пользовался наш висельник, был довольно популярен. Для такого показа достаточно было всего навсего иметь компьютер и вэб-камеру. Я пошел дальше. Наличие у меня на руках номера маркировки компьютера, и также имени пользователя, на которого данная машина была зарегистрирована, тоже ничего не дало. Ноутбук оказался краденым. Как-то засечь его нынешнее местонахождение тоже было проблематичным, о чем мне недвусмысленно намекнули железячники. Вернер рвал и метал. Обычно спокойный и непробиваемый, он теперь срывался дело не по делу. Его понять можно, чем скорее мы нападем на след, тем скорее мы сможем обезвредить убийцу, тем самым предотвратить новые жертвы. Только убийца, зараза, был умен, как черт! Маринка, на которую по иронии судьбы именно в этот период навалилась работа по совершенно другим делам, практически не помогала. Да и чем она могла помочь? Портрет его она нарисовала, что еще? Даже Петр Семенович не трогал ее. Вся надежда возлагалась на Лену. Она, как я и просил, каждое утро приходила в мой кабинет с отчетом. В первые два дня она подробнейшим образом докладывала мне об изученных делах. Четыре дела за два дня… я слушал ее хрипловатый голос с монотонной интонацией, а сам прикидывал в уме, сколько томов скопилось в архиве, в которых фигурировала моя фамилия. Да, за почти двадцать лет службы, думаю, немало. Умом я понимал, что требовать от девочки невозможного просто не имею права, но и помощника дать не могу – Игорь отрабатывает родственников и знакомых, я – Интернет, других людей у нас нет. Услышав, что норма продуктивности должна быть увеличена в два раза, то есть составлять четыре дела за смену, Лена напряглась. Может быть, в ее душе росла обида на меня, может, она даже возразить хотела, хотя, я в этом сомневаюсь. В общем, спорить Кулемина не стала и на следующее утро доложила уже о четырех проработанных делах. Докладывала только, пряча покрасневшие от недосыпа глаза под длинной челкой. За шесть дней Леной были проштудированы добрая двадцатка дел – моя полугодичная работа в органах. И ничего. Ни единой ниточки, ни одной зацепочки! Я, естественно, злился. Слава Богу, пока мог себя контролировать. Приходил домой после тяжелого дня, проведенного в мотаниях от одного компьютерного гения до другого, а уснуть не мог. Сон просто отказывался приходить. Уснуть удавалось лишь далеко за полночь, когда организм просто вырубался. На рапортовки к Вернеру я посылал все еще свеженького и неугомонного Игоря. Зная, в каком состоянии пребывает шеф, в какой состоянии я сам, просто боялся, что коса найдет на камень. Маринку я почти не видел, а вот Кулемину имел возможность лицезреть каждое утро. Заострять свое внимание на том, как ото дня ко дню меняется моя стажерка, мне не хотелось. Все мы сейчас устали и выглядели не лучшим образом… Утро четверга обещало стать таким же неинформативным, как и шесть предыдущих. На день четверга я вообще не возлагал никаких особых надежд. Как выяснилось позже, зря… Из некоторых людей получаются идеальные палачи. Я, например, самый яркий тому пример. Сегодня я снова играл в виселицу… Уже дома поздно вечером, отмокая в горячей ванне с бутылкой портвейна наперевес, я понял, сколько ошибок сумел совершить до, во время и после игры. Вернер сорвал меня с обеденного перерыва. Прислал какого-то лейтенантика, который, запыхавшись после бега, так толком ничего и не смог вразумительно объяснить. Мы только сели всем, с позволения будет сказать, коллективом, я только и успел, что проглотить две ложки супа, а тут такое. Шеф вызывал только меня, поэтому, окинув сидящих за столом тоскливым взглядом и мысленно попрощавшись с обедом, я быстрым шагом последовал в кабинет Петра Семеновича. Я смог понять причины спешки только когда он удосужился показать мне то, что получил по факсу. Всего несколько слов. «Сегодня. Ровно в 14.00». Если учесть, что стрелки часов не врали, то до Игры оставалось каких-то несколько минут. Что же, на этот раз не было ничего нового. Все то же самое. Такое же пронизанное страхом лицо молодой девушки, те же заставки, тот же насмешливый искаженный голос. «Вот если бы и слово было тем же», - усмехнулся я про себя. Мы не можем ждать милости от судьбы. Мы и не ждем. Сейчас, когда я уже знал правила, когда был готов, казалось, ко всему, оказался не готов к самому простому. Слово было намного длиннее предыдущего. В слове «простота» всего-навсего восемь букв. Я уже азартно разминал пальцы и выцеливал глазами те буквы, которые однозначно пойдут первыми по списку. Когда же перед моим взором желтоватым светом загорелось шестнадцать пустых окошечек, руки невольно опустились. И пусть на этот раз было легче, пусть в кабинете находились лишь я и Вернер, пусть количество букв в загаданном слове, в принципе, не могло изменить продуманного мною плана действий, я все равно потерял драгоценное время. И о чем может быть разговор, если общими усилиями с Петром Семеновичем нам удалось отгадать всего лишь половину букв задуманного слова. Когда ноутбук завопил противным писком отчета последних секунд, картина была следующей: «… О С … Е … С … … Е Н Н О С … …» Кто бы мог подумать, что за всей этой шарадой пряталось такое обыденное и тривиальное слово - «посредственность»? Кто? Явно не мы… Снова красный экран с подвешенным нарисованным человечком, снова эта бьющая по мозгам фраза: «До встречи». - В нашем полку прибыло… - устало, садясь на стул, протянул шеф. Забавно, я только сейчас заметил, что Вернер постоянно стоит, когда волнуется. Не может на месте усидеть. Ну, у каждого свои средства борьбы с нервами. - Прибыло… - эхом отозвался я. Я думал сейчас о том, какой же я идиот. Знал же, головой понимал, что этот чертов пришибленный обязательно проклюнется еще раз, может, даже не один раз. Но упорно не хотел об этом думать. Все надеялся, что нам повезет, что он затаится, что мы нападем на след раньше. Не напали, проклюнулся, ошибся… Как там говорил культовый Антон Городецкий? «Один в поле воин, если знает, что он один». Вот это точно. Самая настоящая стопроцентная правда! А я ни хрена не один. По ту сторону поля есть кто-то. Тот, кого я не знаю, но уверен, что способен он на все. А я ни разу не воин, потому что не один… Господи, я снова сыграл в эту чертову игру! Я снова убил человека! Я буквально влетел к себе в кабинет. Он, как уже завелось, не был пуст. Игорь сидел, просматривая какие-то протоколы. Дверь даже закрыться не успела, как в нее мягкой походкой вошла Марина с пустой чашкой – кофе и чай традиционно находились лишь в двух местах: в кабинете шефа и здесь. - Опять объявился… - сил не было больше стоять. Даже моя хваленая выдержка уже не спасала. Я чувствовал себя соучастником убийства. Я был убийцей. И я сел на казенный стул. Гуцулов сидел, широко распахнув глаза и едва приоткрыв рот от удивления. Из-за моей спины послышался нерешительный и вмиг ставший глухим голос Аношко. - В каком смысле опять? Что, прям сейчас? - Три минуты назад… В комнате повисла такая тишина, что, казалось, барабанные перепонки вмиг натянулись до предела. Еще секунда, и порвутся. Черт! Трижды черт! Тогда, сидя на том неудобном стуле, мне казалось, что, если я в тот же миг не прекращу эту пытку молчанием, моя голова просто разлетится. На миллионы молекул, на миллиарды атомов. Но, так как просто ходить и орать мне не позволяло чувство своей собственной нормальности, а находившиеся в тот момент рядом люди, в принципе, были ни в чем не виноваты, я решил прибегнуть к самому действенному способу спустить пары – найти того, кто разделит со мной бремя моей ответственности.

AnyaNuta: Кулемину я нашел, естественно, в архиве. Где же ей еще быть! Она была так углублена в чтение очередной толстенной папки в грязно-бардовом переплете, что поначалу даже не заметила, что в помещение есть еще кто-то. Увидев же меня, она вздрогнула, в лучших традициях голливудских ужастиков, когда невинная жертва вдруг осознает себя действительно жертвой, когда приходит первое понимание – на моей территории есть еще кто-то. - Что ты делаешь? – спросил я быстро, четко и внятно. За ней даже забавно было наблюдать. Она не сразу собралась с мыслями, мое неожиданное вторжение явно выбило почву из-под ее ног. Жизнь вмиг перестала быть размеренной, и пришлось отчаянно формулировать род своих занятий. Самое трудное для человека – пытаться сформулировать то, что он делает. Не пространно, не односложно, а правильно. Лена открыла было рот, чтобы что-то сказать, но во мне бурлила такая злоба на весь мир и на себя самого, что я уже держался из последних сил. Надо было перекинуть на кого-нибудь хотя бы часть! - Есть какие-нибудь зацепки? Реальные? Она явно занервничала сильнее. Глаза забегали в непонимании, губы еле заметно задрожали, а я разозлился еще больше. Как только пар из ушей не валил, сам удивляюсь! - Нет, - только и смогла выжать из себя Кулемина. Ее голос был настолько глухим, на грани шепота. - Почему? – рявкнул я. Первая волна злости выплеснулась из глубин, где томилась долгих десять минут. Хорошо, но мало! Зеленые глаза округлились в совершеннейшем непонимании, и тут катушки, на которых я еще хоть как-то удерживал себя, сорвались с невидимых крючков. Меня прорвало. - Значит так… Сейчас, сидя в горячей воде и глотая обжигающую жидкость, мне кажется, что я просто плевался этими словами, в это все еще сохранившее детские черты лицо, в испуганные глаза, в дрожащие губы: - … хватит халявы! Ты не на отдыхе! Мне по фигу, как ты будешь это делать, мне до фонаря, сколько это займет времени, но завтра с утра вот здесь, - я ткнул пальцем в угол ее стола, - должен лежать отчет о десяти проработанных делах! И, начиная с завтрашнего дня, ТЫ (я не старался, но голос сам выделил это «ты») будешь работать под моим чутким наблюдением! Я вместе с тобой перерою здесь каждую папку и найду этого гада. А потом… Хотелось сказать многое: что потом я сам лично кастрирую его, что потом эта ни на что не годная стажерка поймет, что значит «хорошо работать», что когда я найду этого урода, она как пробка из бутылки вылетит из этого отдела. Но, на этом «потом» у меня просто кончился запас злости. Извился, выплеснулся до последней капли. А сейчас я просто сидел и пытался понять, кто я. С простейшей терминологией все было в порядке. Я знал, что я – Виктор Степнов. Но это был какой-то новый Степнов. Тот Степнов, которого я знал раньше, убивал преступников, но не жертв, у того Степнова был волевой, крепкий характер и железные нервы, и, наконец, тот Степнов не срывался на перепуганных и ни в чем не виноватых подчиненных. Тем более, если эти самые подчиненные были женского пола. Одно я знал точно – этот новый Виктор, однозначно, был еще тем идиотом! Похмелье – самое жуткое состояние! Путь от дома до работы казался длиннее раза в три, голова гудела так, что разноголосые звуки многочисленных клаксонов в утренней пробке чуть не разобрали мои мозги по молекулам и атомам. Настроение, естественно, учитывая все недавние события, находилось в области отрицательных значений. Приехав на работу я первым же делом отправился в архив оборудовать свое новое рабочее место. Каким же надо было быть дураком, чтобы отдать Лене всю работу с закрытыми делами! Ежу же понятно, что один человек, даже если исключить перерывы на сон, на прием пищи и прочие отлучки, все равно не справится с такими объемами. В помещение архива, почему-то, вошел я тихо. Странно, но для меня это целый ритуал - войти сюда. Раньше похожий трепет на меня наводили школьные, а затем и институтские библиотеки. Я всегда как-то боялся нарушить тот покой, в котором пребывают закинутые на верхние полки огромных стеллажей пыльные тома. Романтика, блин! Моя подопечная мирно спала, уронив голову на подложенную кисть левой руки. В провой же руке еле болталась каким-то непонятным образом невыпавшая ручка. На краю стола покоились папки, сложенные в ровную стопку. Я бесшумно зашел за спину спящему существу и, прищурив глаза, посмотрел на написанное. Фраза обрывалась на полуслове, почерк был размашистым и неровным, а кое-где чернила расплывались. Все ясно, как день! Девочка просидела здесь всю ночь после моего показательного выступления, перелопатила все требуемые мной в порыве гнева материалы и, ревя от обиды, в спешке писала отчет. Понятное дело, надеялась переписать эти каракули красивым, ровным и уверенным почерком и на утро предъявить мне, дескать: «Нате, подавитесь!». Но не успела, сон сморил. Степнов, ты – скотина! Гнусная, отвратительная скотина! Сам бухал пол ночи, а потом завалился дрыхнуть в мягкую кровать, а запуганный ребенок тут всю ночь на неудобном стуле… Вообще, если на меня находит волна самобичевания, она, как правило, заканчивается вечером и чем-нибудь горячительным. А два вечера подряд мой бедный организм, боюсь, не выдержит – съедет с катушек. Так что надо было срочно что-то сделать. И не только потому, что проснувшийся во мне моралист сейчас имел все шансы на долгие гастроли, чего мне очень не хотелось, но и потому, что скоро на свою вахту должна была заступить тетя Зина, – наш бессменный архивист – по которой можно было часы сверять. На работу она всегда являлась без четверти девять, и, если она увидела бы эту душещипательную картину, то все, прощай репутация великого и ужасного Степнова. Дамы того прекрасного возраста, в котором находилась тетя Зина, своей жизни никогда не имели, и привычки этой так и не получили. Зато у них была, есть и будет привычка лезть в чужие жизни и делиться с сестрами по оружию теми немногочисленными данными, которые удалось подглядеть, подслушать и пронюхать. Конечно же, возможно, добытая потом и кровью информация кому-то покажется вовсе и неинтересной, поэтому тетя Зина и ей подобные барышни готовы были в лепешку разбиться, но обставить все так, чтобы каждый смог найти в рассказываемой ими истории эпизод по душе. Я практически не сомневался, что если эта хранительница пыльных папок увидит сцену, которую в данный момент представляли мы с Леной, то через час каждая бродячая собака в районе Петровки на своей собачьем языке будет перетирать то, как маленькая девочка безмятежно спала, а ее наставник стоял, боясь пошевелиться, тем самым потревожив сон юной дивы, и смотрел на нее «влюбленными» глазами. Нет уж! Такого счастья мне не надо, да и тетя Зина без него обойдется! Решение пришло молниеносно, и я осторожно дотронулся до плеча Лены. Она, даже не успев открыть глаза, подняла голову. Сознание, по-видимому, отказывалось прокладывать пути сквозь разросшиеся паутины сна. Девушка смотрела на меня по-детски распахнутыми, но пустыми глазами. - Давай-давай, Кулемина, не спать! – подбодрил я все еще сонное существо. Вся эта ситуация почему-то стала меня забавлять. Ушел со сцены мой внутренний терзатель, на смену ему вернулся «опер московский обыкновенный», то есть я. Да и Ленка была такой смешной: непонимающе стреляла глазами из стороны в сторону и подносила ладонь ко лбу, слегка надув губки, как будто это смогло бы скорее привести ее в нормальное состояние. Интересная история выходит. Я нередко застаю девушек в подобных ситуациях, но, как правило, вся гамма чувств, которая украшает сейчас немного бледное лицо Кулеминой, посещает представительниц прекрасной половины в моей постели. Ну, на худой конец, в ее постели. А здесь… Вроде бы то же самое, но по-другому. Да уж, разучился ты, Степнов, удивляться! - С добрым утром! – спокойно поприветствовал я осмысленный взгляд. Я-то думал, что моя интонация должна была успокоить напрасно обиженную накануне Ленку, но, то ли она узрела в моей фразе сарказм и скрытый смысл, то ли я вообще по сути своей вселяю в девушку ужас, но ее лицо в одночасье изменилось, глаза наполнились тревогой, а губы сжались. Она переводила взволнованный взгляд с меня на изрядно помятые черновики с чернильными разводами от слез и мысленно как будто спрашивала саму себя: «Понял, или нет?» - Простите, я просто… просто… Да уж, Виктор Михайлович! Как от тебя только люди не шарахаются? Запугал человека до полусмерти. - Просто уснула, - помог я. Лена опустила глаза, подтверждая правдивость моих слов, - Ничего! – улыбнулся я лишь уголками рта, - С каждым случается! Кулемина вновь посмотрел на меня, слегка сощурив глаза, сканируя на притворство. Это было даже красиво: судьба дала ей шанс избежать наказания, которое, как ей казалось, она заслужила, но палач, то есть я, смилостивился. Это и было красиво – ее лицо в раздумьях верить мне или нет. - Может, ты домой поедешь? – просить прощения не в правилах Виктора Степнова, но из неприятной вчерашней ситуации надо было как-то выходить. Лена одарила меня таким взглядом, как будто я, как минимум, нездоров на голову, и, быстро пролепетав какие-то отрицания, стала ждать моей реакции. - Ну, как хочешь, - в таких делах упрямство только мешает. Мое дело предложить, ее дело выбрать. А уж чем девушка будет руководствоваться при выборе варианта, меня волнует мало, - Тогда давай, за работу! Все сделала, что я просил? Ленка снова встревожилась. Понятное дело, кому захочется показывать свои слабости? - Я сделала, только… мне надо переписать, - легкий румянец вмиг залил бледные щеки. Она придумывала, как бы более-менее правдиво солгать, а врать она не умела. - А что такое? – я сделал удивленные глаза и подошел к столу. Нагнувшись над ее ночными трудами, я выждал секундную паузу, - Воду что ли расплескала? - Да! Воду, - поспешно выпалила она. Настолько поспешно, что я еле успел скрыть довольную ухмылку. Вот что ты с ней будешь делать? Прозрачная, как стекло! - Не нужно ничего переписывать. Время терять ни к чему. Докладывай так, а после беремся за архив вдвоем, - я сел напротив Ленки, всем видом показывая, что я внимательно слушаю ее отчет. Она тяжело выдохнула. Да, малыш, сегодня пуля прошла мимо! - Нашли! – Гуцулов влетел в архив с бешеными глазами.

AnyaNuta: Вот уже второй день я просиживал штаны в архиве. Просиживал потому, что результат как был нулевой, так таковым и остался. Мы с Леной просмотрели кучу дел, перебрали кипы бумаг и документов, но ничего. Я мог поручиться за любого, кто проходил по делам в этих папках. Я знал, где они, знал! И знал, сколько еще они света белого не увидят. И вот сейчас, когда я просто в бешенстве от своего бессилия, врывается этот юнец, сбивая все стулья на своем пути, и орет, что они что-то там нашли. - Чего нашли, Игорь? – устало поднял на него глаза я, - только давай с чувством и с толком. - Девушку нашли, - задыхаясь от волнения, произнес он, - ну ту, вторую… Я даже привстал со стула. Нашли жертву, значит, будут новые улики. - Где нашли? – пытаясь сохранять непринужденный вид и ничем не выдать свой интерес, задал я вопрос. - Да из Москвы-реки выловили! – выпалил он. - Я только что с экспертом связывался, так там вообще все глухо… «Тело слишком долго находилось в воде, не мене двух дней», - передразнил Гуцулов голос в телефонной трубке. - И о чем это говорит? – Лена подала голос из угла комнаты. - А это говорит о том, - я повернулся к ней, пройдя вдоль стола, как часто делали лекторы у нас на парах, - что время смерти определить очень трудно. Ясно только то, что в воду девушку окунули примерно два дня назад, а вот когда убили… Здесь временной промежуток значительно увеличивается. - Так ее же убили два дня назад, вы же сами это видели! – она смотрела на меня, как на идиота. Как будто я простейших вещей не понимаю. - Леночка, - специально подчеркивая ее возраст таким именем, позвал я, - ты дома телевизор включаешь? - Иногда, - ее лицо вмиг изобразило скучающую гримасу. А я поразился в очередной раз наивности этой девушки. Ну я же практически все карты уже открыл! Неужели и с подсказкой не понимает? - Ну, раз иногда, то ты, наверное, знаешь, что передачи по телевидению могут идти как в прямом эфире, так и в записи. - Вы хотите сказать… - она даже задохнулась от своей «неожиданной» догадки. Вот что за человек! - Я лишь хочу сказать, что время смерти нам установить не удастся. Игорь, - обратился я к стоящему уже у двери парню, - с тебя все по схеме: установить личность, разыскать родных и близких, провести допросы. Докладывать мне каждый день об успехах. Лично! Паренек весело кивнул головой и выбежал из помещения. Вот, это я понимаю. Волка ноги кормят. А мента – интерес к тому, что он делает. Я даже, признаться, немного завидовал ему. Молодой, все в новинку, все хочется попробовать и успеть. А мне тут сиди с этой дурочкой. Хотя, она, наверное, девка умная. Только опер из нее, как из меня балерина. - Вот скажи, Лен, - обратился я к Кулеминой после долгого молчания и чтения очередной папки, - тебе здесь нравится? - Здесь, - она обвила комнату глазами, - не очень, да и в органах как-то тоже… не очень. - А чего пошла тогда? – хмыкнул я. Да, такого я не ожидал. Думал, что будет меня уверять, хоть и не очень убедительно, что мечтала о карьере блюстителя общественного порядка всю свою сознательную жизнь, ан нет. - А куда мне? – она улыбнулась так мило и по-детски, что я даже отложил занятие чтения по диагонали какой-то очередной бумажки в деле, - родители у меня за границей. Они просто не поняли бы, если бы я вдруг ВУЗ сменила. А так, они спокойны, за меня не волнуются… - Это как же они не волнуются, когда дочь на оперативную службу собирается? - Ну, они до рождения брата в горячих точках работали. Так что с понятием «опасность» они, можно сказать, лучшие друзья, - Лена сказала это спокойно, но я уловил в голосе некую ностальгию. Скучает девочка по предкам. - Виктор Михалыч, - позвала меня девушка, - а как вы думаете, почему именно виселица? По-моему, она сама испугалась своего вопроса. Но интерес побеждал. - Не знаю я… - потер уставшие глаза руками, - во-первых, это удобно. Видишь, какой сценарий, целая игра. Драматизм! - А во-вторых? – в нетерпении перебила меня Лена. - А во-вторых, надежно. Жертва все равно умрет, - устало улыбнулся я в ответ. - Почему? – голос девушки дрогнул. - Ты представляешь себе петлю? – она неуверенно кивнула в знак согласия - Так вот, если ты наедине с убийцей, а он, как ты понимаешь, не имеет намерений тебя из этой петли вытаскивать, то у тебя может быть два пути. Первый… Я почему-то вспомнил детский лагерь и бессменные страшилки, которые мы рассказывали друг другу на ночь. Ленка заворожено смотрела на меня. - …брыкаться. Тебе, естественно, выбраться не удастся, но это сократит время твоих мучений. Узел затянется быстрее, кислород перестанет поступать, а если очень повезет, то и шея свернется. Тогда вообще все тип-топ, - я хохотнул, а Лена продолжала буравить меня пристальным взглядом. Я только сейчас, видя ее глаза так долго, заметил, какие они зеленые. - А второй? – зачарованно спросила Кулемина. - А второй, - отводя глаза, пробурчал я, - это висеть и не шевелиться. Тогда у тебя будет еще несколько минут жизни, но итог останется тот же. Веревка стянет горло, узел в конце концов затянется. Так что, тут дело каждого… - Какой ужас… - как будто отходя от наваждения, произнесла Лена. Не было больше той девушки с открытым взглядом, она снова спрятала глаза за длиной челкой. Ладно, пусть так и будет. И мне привычней. И спокойней… Прошло уже два дня с момента обнаружения второго трупа, а мы так ни на йоту и не продвинулись. Вернее, Игорек просто из кожи вон вылез, но нашел-таки родственников девушки, и личность установил, и все положенные допросы провел, а в ответ тишина. Экспертиза тоже ничего не показала. Бумаги говорили красноречивее всего: и в первом и во втором случае убивал настоящий профессионал: осторожный, осмотрительный и очень умный. Мы с Леной продолжали мучить папки в архиве. Признаться, мне уже начало надоедать, потому что, помимо полного отсутствия результатов, еще и скука смертная была. Беседы с Кулеминой, хоть и были отчасти занятными и назидательными с моей стороны, но их количество можно было буквально пересчитать по пальцам, а о продолжительности вообще лучше умолчать. Короче, как раз в тот момент, когда в моем мозгу созрела идея, что все равно мы ничего не накопаем, даже если принесем себя в жертву и ляжем костьми на этих чертовых столах в этом чертовом архиве, и что надо отсюда поскорее выбираться, мои мысли нагло прервала трель мобильника. СМС от Вернера гласила: «Собрание у меня. 15.00. Быть всем».

AnyaNuta: В кабинете Вернера собралась вся наша группа. Во главе стола сидел сам Петр Семенович. По левую руку от него сидела Марина, по правую – Игорь и Лена соответственно. Я же выбрал место напротив шефа, что позволяло мне следить за всем происходящим в помещении. - Ну что же, друзья мои, - начал Вернер тяжелым тоном, как будто ему завтра предстояло отчитываться по нашему делу «на верху». Хотя, кто знает, может, так оно и есть, - что мы имеем? Имеем мы два трупа и ни одной мало-мальски правдоподобной версии. Версий, насколько я знаю, вообще нет. - Проверка архива, - безучастно вставил я, - ничего не дала. Вообще, на таких встречах лучше сидеть отрешенно и не принимать все близко к сердцу. Это, конечно, приходит с практикой и опытом. - Это плохо, что ничего не дала, - как-то совсем обреченно ответил мне Петр Семенович, а потом отозвался, как будто эхом, - это очень плохо... На некоторое время в кабинете повисла тишина. Вернер что-то усиленно обдумывал, Аношко с сочувствием смотрела на него, мои стажеры сидели, боясь оторвать взгляды от поверхности лакового стола. И, наверное, только у меня голова была пустая-пустая. Не знаю, возможно, сказалась усталость, возможно, что-то еще, но мысли обходили мой мозг за километр. - У кого-нибудь есть соображения? – шеф нацепил на нос очки, готовый выслушивать любые, даже самые бредовые идеи. Лена и Игорь одновременно, как по команде, метнули на меня глаза: Гуцулов вопрошающе, Кулемина испуганно. Я еле заметно покачал головой, показывая, что я – пас. - Можно мне? – уверенно подала голос Марина. Вернер ничего не ответил, только посмотрел на нее, но и этого хватило, чтобы все присутствующие поняли, что шеф готов слушать. - Это не соображение, - начала Аношко поставленным лекторским голосом – привычка, приобретенная во время немногочисленный начитываний материала по психологии и психиатрии для студентов, - скорее, предположение. Шеф кивком головы подбодрил ее. - Если считать, что то, что делает убийца, направленно на Виктора, а все говорит именно за это, если, конечно, это не какой-то уж очень хитроумный план, - в этот момент она была особенно хороша. Мозгами я понимал, что передо мной сидит женщина, которая была для меня наваждением, только былой трепет куда-то улетучился. Я больше не сидел, затаив дыхание. Скорее, я смотрел теперь на Марину, каа смотрит простой обыватель на экспонаты в галерее. Они могут нравиться, ими можно даже восхищаться, но чтобы испытать истинное наслаждение, созерцая сие творения, надо быть как минимум экспертом. - Так вот, - продолжала Марина, - если все делается исключительно, чтобы задеть лично Виктора, то важны все мелочи. Например, вопрос, почему жертвы похожи между собой? Как психолог, я могу предполагать, что это может быть важно. Второе – слова. Я думаю, что убийца их не с потолка берет. Если не ошибаюсь, он загадывал слова «простота» и «посредственность». Если подумать, то в каком-то значении их можно считать синонимами. Я долго думала по этому поводу и пришла к выводу, что, если будет и третья попытка убийства, и если наш киллер пойдет по уже накатанной схеме, то просчитав сейчас ассоциативный ряд, можно сделать список из наиболее подходящих слов, что может облегчить нам задачу. Петр Семенович только изредка кивал головой в знак того, что он разделяет точку зрения Марины. Что же, мысль и вправду светлая. - Шеф, - наконец подал я голос,- давайте поступим следующим образом: так как Марина психолог, и идея с теорией синонимов принадлежит ей, то предлагаю ей заняться составлением списка наиболее вероятных слов. Игорь будет продолжать работать со свидетелями, пусть пройдется по второму кругу. Может быть сейчас, когда первая паника утихла, всплывут еще какие-нибудь подробности. Лена будет помогать Гуцулову. На нее полностью ложится все документарное обеспечение и отчетность. А я, если теория Марины верна и все действия убийцы направлены на то, чтобы что-то мне напомнить или попросту отомстить за что-то, должен буду изрядно напрячь свою память, чтобы понять, где и как я мог так насолить этому козлу, чтобы он начал творить такое. Похоже, Вернеру план будущих действий понравился, потому что лицо его вмиг посветлело, а глаза, даже за очками это было заметно, засияли блеском надежды. Он улыбнулся одними уголками губ, так, как только могут улыбаться люди далеко за пятьдесят, и весело произнес: - Ну что же, браться кролики, тогда все за работу! Последующие три дня мы все усиленно работали. Марина шерстила толковые словари, Игорь летал по всему городу и снова вел беседы с проходившими по делу свидетелями, Лена не выпускала ручку из пальцев, строча отчет за отчетом, протокол за протоколом. А я, помимо того, что изображал из себя Платона с Аристотелем вместе взятых, сидя на стуле и силясь вспомнить хоть малейшую деталь, которая могла бы вывести нас на серийного убийцу, еще и пытался помочь своей группе. На практике же выходило, что я попросту мешал и отвлекал людей от серьезной работы. Нет, я все-таки, молодец! Всех озаботил, всем дело нашел, одного себя обделил! Вот и слонялся теперь из кабинета в кабинет, ища себе хоть мало-мальски полезное применение. И в голову лезли совершенно жуткие сравнения с отработанными человеческим организмом продуктами, бесцельно плавающими в проруби. На исходе третьего дня с момента совещания у Вернена мы имели следующие достижения: Аношко составила список из двенадцати наиболее подходящих слов, Игорь допросил добрых две трети человек, значившихся в наших документах по этим двум делам, а Кулемина избавила наш отдел от всех бумажных долгов, что, в принципе, само по себе уже было неплохим результатом, если бы не одно «но» - в НАШЕМ деле мы не продвинулись ни на шаг. Я и мои стажеры сидели в моем кабинете и неспешно обсуждали уже до дыр заезженные факты по делу серийника. Что-то было в этом разговоре умиротворяющее, что даже всегда жизнерадостный и эмоциональный Гуцулов излагал свою точку зрения очень размеренно и непривычно растягиваю слова. Почему-то в тот момент мне подумалось, что накопившаяся усталость в купе с природной флегматичностью Лены, которую поколебать можно было разве что из ряда вон выходящими потрясениями, действовали успокаивающе. Наш неспешный диалог в одночасье был прерван звонком по внутренней линии. Я даже не сразу узнал голос Вернера, таким глухим и как будто из другой реальности он мне показался. Петр Семенович не просил – требовал срочно бежать к нему. Все мысли тут же выветрились из головы, и лишь одна, шальная, каким-то образом умудрилась проскочить сквозь вмиг возведенные барьеры – «Опять!» - Ребята, все к Вернеру, - на ходу бросил я, находясь уже где-то в дверях. Расстояние до кабинета шефа казалось резиновым, время застывшим, а воздух сгустившимся. Наконец, через каких-то пару-тройку секунд, которые в моем сознании тянулись, словно часы, я распахнул заветную дверь и с шумом ввалился во владения начальника. Не говоря ни слова, уселся на стул перед ноутбуком. Спустя всего доли секунды около двери послышался шорох, который я уловил исключительно рефлекторно, так как все мое внимание уже было сосредоточено на мониторе, - это за мной вбежали Лена с Игорем. На экране уже прошла заставка, и теперь искаженный голос снова что-то говорил мне, демонстрируя лицо очередной жертвы. Дежавю… Сплошное дежавю. Вот маленькие желтые окошки засветились своим мягким медовым оттенком. Все как в тумане. Но… Что-то не так. Но что? Что? - Отойди! Для меня эти слова более понятны, - донеслось от двери. Я оглянулся. Ко мне быстро подходила Марина, уверенная и решительная. Под напором ее взгляда я поспешно поднялся, уступая свое место. А на экране тем временем была следующая картина: камера взяла крупным планом лицо девушки, а внизу сияли маленькие квадратики. Две группы по пять квадратов в каждой. - Да это же словосочетание! – воскликнула Лена то, что каждый из нас еще толком не успел осмыслить. - Господи… Список отпадает… - прошептала Аношко, и шепот ее заполнил все пространство комнаты. - Начинай с гласных! – приказал я, когда цифры начали отсчитывать отведенные тридцать секунд. А дальше было что-то непонятное. Какая-то странная штука со временем. Оно одновременно поползло, словно старая черепаха, но, вместе с тем, и понеслось вперед, как самая резвая лань. «А», - набрала Марина. Монитор вспыхнул красным – мимо. «О», - открылась предпоследняя буква второго слова. «Е», - опять мимо. «Я», - снова неточно. - И! – орал я буквально над ухом Аношко. Контролировать себя я уже не мог. Да и какой контроль, когда секундомер показывает оставшиеся тринадцать секунд, - И!!! Кажется, Маринка тоже не железная, потому что под действием всей ответственности, плюс моего крика, ее руки совершенно перестали слушаться. Палец соскочил с клавиши на соседний «пробел», и экран вновь окрасился багрянцем. На шести оставшихся секундах буква «и» был вбита – вбита верно. … И … И … … … … О … Вот, что мы увидели, когда убегали последние секунды. А потом я отвернулся. Смалодушничал, наверное. Только не мог я снова видеть этот рисунок повешенного человечка – смешную карикатуру на страшную действительность. Надо отдать должное, мои стажеры на этот раз стоически выдержали выпавшие на их долю испытания. Мне показалось, что Кулемина даже побледнела не так сильно, как в прошлый раз. - Да, дела… - устало произнес Петр Семенович, тяжело опускаясь в кресло. - А… - только тогда я заметил, что стоял, сжимая спинку стула у стены, так, что костяшки на руках побелели и голос мой приобрел неестественную хрипотцу, - Что загадал-то? - «Синий чулок», - хмыкнул Гуцулов, - с юмором маньяк попался. - Угу, юморист, - эхом отозвался я, - Юморист с патологической ненавистью к молодым правильным девушкам. Слушайте, а может, ему именно такие и нравятся, а они не давали. Вот гад и озлобился и стал мочить их с изощренной жестокостью? - Все может быть, Вить, - устало отозвалась Марина, - все, что угодно. - Что же, - Вернер стянул с носа очки и устало потер глаза, - Мы сегодня снова оказались тугодумами. Но, как говорится, знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Сегодня все равно уже ничего путного не решим, - он поднялся и стал подходить к двери, - Давайте-ка все по домам. А вот завтра на, свежую голову, все и обдумаем. И он вышел, даже не оглянувшись, чтобы прикрыть дверь или выпроводить все нас и запереть кабинет на ключ. Хотя, каждому была известна педантичность шефа в вопросах сохранности конфиденциальной информации, хранящейся у него во владениях. - Мы, пожалуй, тоже поедем, - сказал Игорь, призывно глядя на Лену. - Я вас подвезу, - мягко улыбнулась Марина, - что-то не хочется сразу же домой… А я все также стоял, обхватив ладонями деревянную спинку многострадального стула, и думал о том, что на мне уже третья жизнь. А я даже не знаю, что такого ужасного мог совершить, за что мстят мне таким страшным и жутким способом. Я бросил взгляд на настенные часы – без четверти одиннадцать. Забавно. Выходит, я прослонялся без дела в кабинете шефа часа четыре к ряду и даже не заметил. Все пытался успокоиться, взять себя в руки, только какое тут может быть спокойствие, когда нервная система ни к черту. Сев на стул и постаравшись привести мысли в порядок, я неожиданно вспомнил то неспешное обсуждение сегодняшним вечером. Даже Игорек был ровный, словно морской штиль, без этих своих закидонов. Решение, пусть и совершенно безумное, ворвалось в голову само, ни оставляя ни единого шанса найти другой вариант для стабилизации своего состояния. Рискуя в любой момент передумать и спрятаться за всякими формальностями, типа, «неудобно», я сперва бросился в свой кабинет и, захватив куртку и ключи от машины, бегом спустился на улицу.

AnyaNuta: Дорога до дома Кулеминой заняла каких-то двадцать минут. Конечно, когда гоняешь по ночным проспектам и врешь гаишникам, что летишь на операцию, дело не по делу тыкая в нос нерадивым блюстителям дорожных правил ксивой, всегда быстро добираешься. Хотелось чего-то этакого… Например, прорезать спокойствие уже погрузившегося в сон двора страшным ревом мотора и визгом тормозов, сжигающем резину. Но и тут подстерегала неудача: двор был переполнен припаркованными автомобилями, так что показать свое водительское мастерство случая не представилось. Я спокойно заехал, бросив тачку на обочине перед подъездом, подошел к железной двери и без промедлений набрал на домофоне номер Ленкиной квартиры. Ночь, надо признаться, выдалась прохладной. После пятнадцати минут непрерывного насилования кодового замка на подъездной двери, я изрядно околел. Хотя, за такое время и мертвого можно было бы поднять. Выходит, загуляла девочка. Да уж, приятель, вот и над тобой пролетела птица Обломинго! Обидно? По правде сказать, да. Ну а что еще можно ожидать? Девка она молодая, симпатичная. Застенчивая, правда, но это, как говорится, не беда. Так что совсем не удивительно, что девушка в ее возрасте не ночует дома. Может, она даже у Игоря… Хотя эта мысль почему-то была до омерзения противной. Кавалер Кулеминой представлялся мне в воображении какой-то бесплотной массой. В конец расстроившись, я уселся в машину и уронил голову на руль. Всего лишь на одно мгновение стало себя жалко. Так, как бывает только в детстве, когда тебя обидели, а из взрослых никого поблизости. Но это было лишь секундное помешательство. Отогнав от себя совсем уж унылые мысли, я встряхнулся. Просто надо было расслабиться. Отключить голову. Забыться. Ну, а для мужика нормального лучший способ воспрянуть духом?.. Я завел двигатель и поехал по направлению к МКАДу. Кадрить кого-то специально не было ни сил ни времени. Нужен был человек, которого бы я знал. Ну, и в некотором смысле, доверял бы. Аношко была идеально кандидатурой. Смешно, конечно, с моей стороны было надеяться на какой-то там интим, но чем черт не шутим! По крайней мере, хоть на улицу не выкинет, а может, и чаем напоит. Маринка жила за городом в каком-то умопомрачительном доме. Я особо не расспрашивал, но, как понял, эта вилла олицетворяла откупные единственного, правда бывшего, мужа Аношко. Марина моему приезду удивилась, но в дом все же впустила. Пожалела, наверное. Хотя, в моем состоянии выбирать не приходилось. Пусть хоть жалеет, хоть тихо ненавидит, главное - избавиться от заевшей хандры. Мы сидели на кухне, размером, кстати, с мою квартиру, и меня кормили чем-то очень вкусным. Правда, в тот момент я был неприхотлив. Горячее, и ладно. Аношко мягко поглядывала на меня. Так порой смотрят матери на приболевших сыновей, с какой-то снисходительной нежностью. - Ну что, плохо тебе? – все так же по-матерински осведомилась Маринка. - Угу, - буркнул я, не поднимая головы. - Ну, пошли тогда, раз плохо… Она протянула мне свою ладонь и увлекла по длинному коридору в спальню. Вот ведь парадокс – умная баба, красивая, как сейчас любят говорить, «упакованная», а все равно одна. Другой вопрос, может, Маринке так удобнее. Сексом мы занимались недолго. Тараканов из головы вывел и выдохся. Зато ярко. Вот только отвернувшись от Марины и уже находясь на границе между сном и явью, я вдруг отчетливо понял для себя, что при всем роскошности Аношко, при всех ее кулинарных изысках, при всей гамме охватывающих во время секса с ней эмоций я ее никогда не смогу полюбить. «Почему?» - вопрос самому себе ушел в никуда, и лишь, когда сон практически окончательно завладел моим сознанием, перед глазами возник до безумия смутный, но до боли узнаваемый образ молодой белокурой девчушки, с длинной светлой челкой и болотными глазами, выглядывающими из-под нее. А дальше была только темнота. Я проснулся под утро, когда еще рассвет не забрезжил в окне. Неясности в голове не удивился, а вот несвоевременным мыслям – очень. Думал почему-то о филологии. Вот странное дело – время, когда накатывает ночь, унося с собою последние клочки света, называется «сумерки», а вот как называется та часть суток, когда ночь сменяется утром? «Рассвет» никак не подходил. Рассвет – это когда уже солнце встает. А когда в непроглядную ночь врываются рваные вспышки проблесков? Такого определения моя голова не могла припомнить. Повернув голову, я увидел с собой рядом спящую женщину. Темные волосы разметались по подушке, обычно персиковая кожа в столь ранний час казалась настолько светлой, что этот оттенок наводил на ужасающие мысли Я аккуратно поднялся и, осторожно собрав свои вещи, разбросанные в хаотичном порядке по комнате, выскользнул из спальни, тихо притворив за собой дверь. Поспешно одевшись, (почему-то я сам себя подгонял) пулей выскочил из дома Марины. Прыгнул в машину и со свистом рванул с места. Вот тебе, блин, и расслабился! В голове опять полный кавардак, мысли в ряд не встали. А я так надеялся… Ну, только тело приобрело хоть какую-то легкость, и на том спасибо. Хотя, я так до конца и не понял, что стало первопричиной этой самой легкости: разрядка посредством проведенной ночи или же патологическая усталость. Мой уже давно не новый автомобиль мчался по свободным, а оттого и визуально более просторным московским дорогам. Катался я долго, часа два, пока на улицах не появились первые водители – ранние пташки, желающие проскочить бесконечные московские пробки. Кинув взгляд на часы, которые показывали семь часов с маленьким хвостиком, я принял решение поехать на работу. «Приеду в контору», - думал я, - «не спеша выпью чашку кофе, съем купленную по дороге плюшку, а дальше видно будет…» Почти в половине восьмого я припарковал своего железного коня у обочины на Петровке. Бережно взял в руки целлофановый пакет, в котором находилась еще теплая ватрушка и, лелея мысли о вкусном и спокойном завтраке, вошел в здание. Однако моим планам не суждено было сбыться. Нарушителем моего одиночества стал мальчишка с быстрыми карими глазами. Игорек сидел в моем кабинете, увлеченно что-то обдумывая и даже не замечая моего прихода. - Привет работникам интеллектуального труда, - громко сказал я, заставив Гуцулова подскочить на месте. - О, здрасьте! – он поднялся мне навстречу, протягивая руку, - Так и до инфаркта недалеко. Что так кричите, а? - А ты чего в такую рань здесь? Дома не сидится что ли? – усмехнулся я. - Да, здесь просто атмосфера такая… - Игорь задумался, подбирая нужные слова, - располагает к размышлениям. - Слыш, Сократ, а куда подружку свою подевал? – намеренно придав пофигистический тон своему вопросу, поинтересовался я. Нет, ну правда, что мне ему признаваться, что ночью я решил навестить свою стажерку, но обломался, не застав ее дома? Абсурд! – То вместе, не разлей вода просто, а то вдруг один. - Да Ленка наверное, еще дома. Собирается. А мне вот не спалось. Решил приехать пораньше, поразмыслить… - Поделишься наработками? – от нечего делать спросил я. Было совершенно понятно, что эту ночь Лена Кулемина провела отдельно от своего лучшего друга и бывшего парня. Странно, но осознание этого факта не принесло ни облегчения, ни разочарования. Как было погано, так и осталось. - Да какие там наработки! – весело хихикнул Игорек. - Я просто кое-чего никак понять не могу. - Так, выкладывай. Сейчас вместе попробуем твой ребус разгадать. - Вот смотрите, Виктор Михайлович. Наш висельник выходил с нами на связь три раза, правильно? – деловито стал излагать стажер. - Правильно, - подтвердил я, кивнув головой. - И убивал три раза, и в «поле чудес» три раза играл. - Пока все верно, - я уже заинтересовался. Казалось бы, Игорь обозначал давно известные факты, но ведь он к чему-то вел. - Два первых раза в качестве загадки было по одному слову. А в третий раз слов было уже два… - Ну, и к чему ты ведешь? – мое терпение подходило к концу. Прелюдия явно затянулась. - А теперь вспомните, что сказала Марина, когда попросила вас уступить ей место, - Гуцулов выжидающе посмотрел на меня. - А что она сказала? – а вот этого я и вправду не помнил. Помню, как освобождал для нее стул, а вот что она говорила - нет. - Я дословно не помню, но она сказала что-то типа того, что эти слова понимает лучше. - И что из этого? – я даже подскочил с места. Что за ерунда? – Она – психолог, естественно, она их лучше понимает. - Не в этом дело, - осадил меня Игорь, - Марина стояла в дверях, и не могла видеть монитора. К тому же сама загадка появилась на экране только после того, как она уже села к столу. Вот мне и не понятно, как она могла узнать, что слов будет больше одного, если раньше загадывали по одному? И вот тут меня осенило. Господи, каким же дураком я был! Только мозг все еще продолжал отвергать те страшные догадки, которые уже неотвратимо неслись по просторам моего сознания. - Скажи, Игорь, а как давно ты стал подозревать Марину? – осторожно спросил я. - Да я не подозревал, - испуганно ответил паренек, - просто, когда ночью уснуть пытался, прогнал в памяти вчерашние события и вот эту несостыковку обнаружил. - Значит так, сейчас ты пулей несешься домой к Вернеру, все ему рассказываешь и передаешь, что я поехал домой к Аношко и жду вас с подкреплением как можно скорее! Последние слова я говорил уже на бегу, где-то в коридоре: «У нее Лена…»

AnyaNuta: Движение в этот час было изрядно затруднено. Я стоял в пробке на Дмитровке и думал. Думал о возможностях, вероятностях и моем нежелании верить во все это. Нет, в теории, Марина, конечно, могла могла быть причастна к убийствам. Хотя, в двух случаях из трех у нее есть неопровержимое алиби – она была в отделении, в зоне досягаемости. Не могла же она убивать где-то в кулуарах Петровки, а затем незаметно протаскивать трупы под носом у круглосуточных дежурных? Разумеется, не могла. Тогда что получается? Получается, что, если Аношко – наш висельник, то убивала она в другом месте. Я вспомнил отчеты с мест, где были найдены трупы. Так, первую девушку нашли, подтвердив время убийства. Оно практически точно совпадало с моментом появления этой дурацкой игры. Здесь все сходится. А что со вторым случаем? Тело вытащили из воды через два дня после трансляции убийства. Заключения экспертов были расплывчаты. Следовательно, временные рамки, в которые девушку могли убить, расширяются. А если предположить, что убийство произошло не в предлагаемое нами время, а допустим, часов на десять-двенадцать раньше? О чем это говорит? Это говорит о том, что девушка была повешена ночью накануне показа нам снятого видео, а труп специально бросили в воду, с одной лишь целью – запутать следствие. Не удивлюсь, если третью девушку тоже найдут в каком-нибудь экзотическом месте. Тогда выходит, что только первое убийство было совершено именно в то время, в которое мы за ним наблюдали. А это означает, что в двух других случаях убийца в момент показа очередного выпуска «Виселицы» мог находиться где угодно – жертвы уже не было в живых. И все мои попытки предотвратить очередное преступление изначально были тщетными – нам прокручивали обычную запись. А висельник мог стоять рядом со мной или даже сидеть и искусно изображать, что пытается угадать зашифрованные слова. Вдруг вспомнилось, как замешкалась Марина, когда я подсказал ей правильную букву. Я-то, дурак, списал все на нервы, а она попросту тянула время. Только для того, чтобы никто ненароком не догадался! С силой ударив по рулю, я случайно попал по клаксону и моя машина разразилась протяжным воем. Впрочем, в пробке нашлись солидарные со мной личности, которые, подхватив инициативу, тоже начали сигналить. Вскоре все утренние московские законы были соблюдены, и наш затор стал напоминать нестройных хор, где у всех певцов на редкость противные голоса. Хотя, такие отчаянные меры принесли свои плоды. Через несколько секунд, мы, пусть и медленно, но стали двигаться. В голове пронеслась мысль все бросить и рвануть бегом прямо к Маринкиному дому. Или на общественном транспорте. Только рационалист, просыпающийся во мне в, казалось бы, гиблых ситуациях подсказал, что на машине все равно в итоге получится быстрее. Я не мог понять только одного – мотива. Зачем? Ну чем ей мешали эти девочки? Какой смысл их убивать, да еще и таким изощренным способом? Они же были простыми девушками. Простыми… И посредственными… И, по мнению Аношко, синими чулками. А теперь Лена пропала. Значит, она поставила и Ленку в этот же ряд! Совершенно машинально в голове всплыл тот самый первый день, когда Кулемина появилась в нашем отделе. Сейчас, когда я совершенно не был уверен, жива ли она вообще, я мог безболезненно для себя сказать, что Ленка действительно вошла в мою жизнь. Очень тихо, через какую-то приоткрытую дверь с торца. А я и не заметил… Я вспомнил, как Вернер представлял моих стажеров, как улыбнулась Лена, как я сидел, совершенно обездвиженный и онемевший от этого зрелища. А еще вспомнил, что Маринка, шикарная женщина во всех известных человечеству смыслах, сидела ко мне лицом и видела мою офигевшую физиономию. И как она потом повернулась, чтобы рассмотреть объект моего восхищения. С пренебрежением, с издевкой! Господи, какой же я придурок! Почему до меня все доходит, как до жирафа!? Тогда выходит, что изначально вся агрессия Марины была направлена на Лену! Аношко, хоть и стерва первоклассная, но, мать ее, психолог. Первая просекла, что я вляпался по самые уши. Что это – то настоящее, что все ищут, а, найдя, подчас и не замечают. Только непонятным для меня оставалось, зачем все эти убийства нужны были самой Маринке? Она меня не любила. Она меня не хотела. Ну, встретил мальчик девочку, полюбил, зачем мешать? Этого мой и без того перенапрягшийся мозг не понимал… Сложным оказалось только выехать за пределы МКАДа. Дальше дело пошло значительно лучше, и я, утопив педаль газа в пол, выжимал из своей старой колымаги все, на что она была способна. До дома Аношко я долетел за каких-то двадцать - двадцать пять минут, но и они показались мне бесконечными. Машина со свистом затормозила у высокого решетчатого забора. Я уже хотел испытать себя в альпинизме, твердо решившись перелезть через ограду, однако, какая-то неведомая сила вдруг потянула меня к калитке. Она оказалась открытой. Именно так я и оставил ее, когда уходил сегодня рано утром. Шагнув в пределы владений Марины, я неожиданно для самого себя остановился. Если Ленка все еще жива, то она всю ночь провела в этом доме и, о Господи, должна была слышать, как я, пусть и недолго, но с остервенением кувыркался с Аношко в койке. Я скривился от одной только мысли, что Лена, этот неиспорченный человечек, который, пусть и не будучи невинной девушкой, о сексе знает не больше, чем дилетант о ядерной физике, могла сейчас думать обо мне. "Ну и что! Пусть думает, что хочет. Главное, чтобы она была жива!" Это придало мне дополнительной решимости, и я влетел в дом, готовый уничтожить любого, кто посмеет хоть пальцем прикоснуться к Лене Кулеминой. Оббегав все комнаты и не обнаружив ни единого признака пребывания кого бы то ни было в доме, я остановился в коридоре, из которого, словно лучи солнца, в различные помещения вели двери.. И тут я вспомнил, что вчера видел в кухне лестницу, уходящую вниз. Не раздумывая, я поспешил туда. Распахнул дверь и остолбенел. Замер, словно прирос к полу.



полная версия страницы